Нина Искренко

Инесса ПЕТРОЧЕНКО

ПРОБЛЕМА ЖЕНСКОГО ИДЕНТИТЕТА
В СОВРЕМЕННОЙ ЖЕНСКОЙ ПОЭЗИИ

Олеся Николаева
Содержание

II.2 Формы выражения женского сознания в поэзии Искренко

Тексты Н.Искренко, хотя и содержат иронию по отношению к сложившимся «семейным устоям», однако, не позволяют утверждать, что поэтесса разделяет точку зрения радикального феминизма на брак и семью. В её стихах частотна ситуация пьянства мужа, скандалов в семье, но обычно героиня, жалуясь и ища защиты со стороны, сама ни на какие кардинальные меры не идёт. Иногда в стихотворениях Искренко женщина задумывается о своем неравном положении с мужчиной и даже желает отомстить ему. В стихотворении «Она выгибается когда целует» начинает тихо бунтовать против унизительного отношения к себе, подчеркивая мужские недостатки:

Она бы рада    пройтись и пахнуть
свистеть на ветке      Высокой Моды
Но эти морды    Им лишь бы пухнуть
от пива
Им лишь бы трахнуть

Мысленно женщина мечтает о том, как она расправится с такими мужчинами:

Трое грузят фанеру в подъезде
Простой уставился    весь на взводе
Пойти и дать ему    смеха ради
По морде
И тут же с шиком уехать в Сочи
К французам уехать    Или в Сан-Франциско
Не близко правда    Зато без сдачи.

Но это лишь ее фантазии, в действительности же ничего скандального не происходит: «И вот она едет на Пушку с мужем/ Рука спокойно лежит на поручне». Тем не менее, автор подчеркивает, что спокойствие женщины может иссякнуть, терпению ее придет конец и тогда женщина будет готова вступить в бой: «Рука спокойно лежит на пушке».

В ироническом стихотворении «Кстати о футболе» женщина вступает в открытый диалог с мужчиной и даже угрожает мужчине в ответ на его невнимание к ней. И здесь уже мужчине нечего сказать в ответ:

Постирай мне любимый колготки
                                            Принеси ненаглядный мне завтрак в постель
                                            Почитай что там пишет премудрый Паскаль
                                            И паскудную моль подстрели из рогатки

                                              А не то я сама подстрелю
                                             на  Тверской активиста какого
                                             Мы с ним хлопнем на Пушке
                                                                         по чашке какава
                                             И пойдём  
                                             наслаждаться
                                             в консерваторию

В текстах Искренко появляется не смиренная и не покорная мужчине женщина. Она четко осознает несовершенство мужчины, напротив, противопоставляет себя ему, считает себя лучшей. Такова женщина в стихотворении «У меня есть бутылка вина». Автор намеренно представляет мужчину в неприглядных тонах: он и дармоед, и нищий, и ограниченный, и гулящий, и с физическими недостатками, обреченный на трагическую гибель. Все это работает на обратное восприятие, где читателю представляется униженным мужчина, а не женщина. Жизнь с таким мужчиной, и впрямь словно «облачный день», лишена солнца, счастья и радости:

У меня есть бутылка вина
А у тебя  дармоед  ведь нет ни хрена
У тебя dear friend только надпись РОТ ФРОНТ
на штанах Только понт
да в квартире ремонт
На черта мне такой хэппи-энд

 У меня есть большая мечта
А у тебя    мутота    не мечта а туфта
У тебя    mon ami    только тёща в Перми
да бега на уме    да прыщ  на спине
А точнее      пониже спины

 У меня
Уменя-то вся жизнь впереди
А у тебя    трупака    только финка в груди
Только дырка в груди    чуть пониже соска
Можно в небо глядеть    заместо глазка
Облака там плывут          облака
Облака всё
Гляди не гляди

Способом персонализации героини в данном стихотворении становится маска «пьяной амазонки». В последней строфе стихотворения, возможно через монолог персонажа, Ниной Искренко моделируется сцена бытового убийства, которое становится следствием социальной неустроенности и вечного русского пьянства. Так женщина становится убийцей. Отстаивание собственной независимости от мужчины присуще и персонажу стихотворения «Дождь вдумчиво правил своё ремесло… ». Искренко иронично представляет читателю некую женщину-вамп, которая самоутверждается за счет мужчины:

                                                Одних я любила
                                                с другими спала
                                                а третьи любили  меня
                                                четвёртые пили
                                                у пятых   война
                                               а всем остальным повезло 

Одной из первых Нина Искренко заговорила и на расхристанно-эротическом языке. Искренко поражает читателя невероятной свободой и игрой с языком. Ее предельно раскованный стих, насыщенный сленгом и ненормативной лексикой, тем не менее сохраняет все качества “высокого стиха”. Поскольку в сознании постмодернистов не существует запретных тем, и они открыты во всем, тема эротики уже перестает быть сугубо личным переживанием. У Искренко эта тема предстает в эпатажно-иронической форме. Женщина у нее предстает раскованной в своих интимных ощущениях и очень сексуальной. Ироническое обыгрывание темы женской сексуальности обнаруживается в стихотворении «Специальная альтернативная диета для женщин, мечтающих похудеть», текст которого открыто юмористичен. Не последнее место в этой диете занимает секс и сопутствующее ему спиртное, которые советуются диетой ежедневно. К примеру:

            Понедельник
Секс
Виски
Секс
Короткий тренинг по-английски
Фри-джаз по-русски
Кросс
Китайский бокс
Два раза виски
и два раза секс и т. д.

В современном обществе принято считать, что секс и виски действуют как расслабляющее, раскрепощающее средство, приводящее человека к свободе. Мы видим, как издевательски подшучивает над всем этим поэтесса. Эротическая образность используется и в тексте «Военно-эротические шахматы». Текст этого стихотворения обладает двусмысленным содержанием, за счет чего и организовано стихотворение. Так, в данном случае игра в шахматы описывается одновременно и как военная битва «Возьму заложниками пешек / А уж кругом палят из пушек / Идут бои за клетку F», и как соблазнение женщиной своего партнёра «Я двину лёгкою фигурой /а он наедет слон слоном / и что так возбуждает в нём?». Интересно, что партнер-мужчина изображается здесь как захватчик, использующий свою грубоватую силу. Но это как раз и прельщает женщину. Испокон веков среди женщин большей популярностью пользовались сильные, смелые мужчины-бойцы. Женщине всегда нравилось, когда мужчина добивается ее любви, переборов всех соперников, стоящих у него на пути. «Я думаю предчувствие удара/ Я думаю мускулатура/ Давай давай Мне мил твой гнев». С другой стороны, военная битва противопоставлена половым отношениям между партнерами, так как битва в конце концов заканчивается победой одной из сторон. В половом же акте нет победителей, так как желание партнеров - «воевать» бесконечно. И уже не важно, какой круговорот происходит в мире и природе. «Все-Чей ход? - Не знаю /Подожди/ А где король?/ - Король в изгнанье/ Сначала пир потом закланье/ Потом затмение метели и дожди». Главное, чтобы любовь продолжалась вечно: «Мы начинаем Ждем такси/ и повторения позиций/ Топить нам нечем/ Не в чем утопиться/ Но кончить Боже упаси». Стремление человека к соблазну, власти, самоутверждению - неискоренимо на Земле. Оно всегда будет существовать и завлекать людей в свой порочный круг. Осмысление автором мира как хаоса, в котором слиты воедино половые соблазны человека и военные действия, усиливает ощущение беспорядка и вечной неразберихи.

Женщина физически слабее мужчины, поэтому традиционно и в сексуальных отношениях ей отводится пассивная роль. Мужчина же - это боец, находящийся в позиции нападающего, поэтому ему сопутствует активное начало. Своей силой и властью мужчина завоевывает и любовь женщины. Женщина, таким образом, становится подвластной мужчине. Так, в тексте «Он обнимает меня он меня обнимает» главенствующее положение занимает мужчина: «Он обнимает меня он меня обнимает/ Он обнимает меня и обняв засыпает». Но тут появляется третий персонаж в стихотворении - комар. Женщина-персонаж представляет его своеобразным соперником мужчины, что, конечно, вызывает иронию. Тем не менее, мужчина и комар уподобляются друг другу. «Он и комар возбуждают друг друга предельно/ Он и комар возбуждают друг друга и это нормально/ Он и комар и другие явленья ума и природы/ жажду взаимную крови они утоляют взаимно/ одолевают друг друга они и друг друга они утомляют активно». Оба они жаждут женщины-жертвы. Комар жаждет крови, мужчина жаждет наслаждения: «млеют они от борьбы за своё понимание правды / за почётное право оставить на мне на поверхности и в глубине свои драгоценные пробы». Секс в данной ситуации понимается как определённое насилие над женщиной-жертвой. Однако, комар, насытившись кровью, покидает свою жертву, не оставляя ей ничего, кроме неприятных ощущений. «Сытый комар на стене полагает наивно что кровопролитья исчерпана скользкая тема», а между мужчиной и женщиной остается страсть желания. «Мы друг на друга глядим замирая в предчувствии очередного предела». По мысли Симоны де Бовуар, в половом акте женщина не просто выполняет желание мужчины, но и удовлетворяет собственное, вот почему в данном случае женщине нравится быть жертвой, быть «вещью» для сексуального использования. Но именно в подобном состоянии, как считает большинство людей социума, проявляется женственное начало женщины. Приносит себя в жертву и женщина-персонаж стихотворения «БИОГРАФИЧЕСКИЙ СКЕТЧ-2». Она готова на все ради мужчин, лишь бы не быть одной. Сколько мужчин у нее было, точно не указывается, может три, а может и больше. Называет женщина только первого мужа и последнего. «Первый муж был алкоголик/ а последний сутенер» <…> «Первый муж был теоретик/ А последний негодяй». Несмотря на то, что все мужья обращались с ней плохо, испытывать на себе состояние жертвы она считает нормальным, а частую смену мужей, самоиронизируя, оправдывает своим женским очарованием: «Я умею извините/ очаровывать людей». В книге «Второй пол» Симона де Бовуар обращает внимание на то, что женщина в прошлом всегда была зависимой. Сначала она зависела от отца или брата, потом, выйдя замуж, она зависит от мужа. Так и героиня стихотворения попадает под влияние мужа, который заменяет ей и мать, и отца: «Был мне муж родная мать/ А потом папаша родный». Искренко, описывая брачную жизнь женщины-персонажа, четко разделяет роли, женщины и мужчины, отводимые им в браке и сексуальных отношениях:

Я пришла к нему нарядной
У него была кровать
 Он мне сделал харакири
хачапури и пирке
И отчалил налегке
Я опять осталась в горе
Я осталась в чем была

Игра слов харакири, хачапури и пирке, используемая автором вызывает неоднозначную трактовку. Харакири - это самоубийство. Здесь словосочетание он ей сделал харакири, говорит о том, что мужчина довел женщину до самоубийства. Возможно, это знак полного растворения женского «Я» в любви к мужчине. Хачапури - национальное грузинское блюдо. Это может прочитываться, с одной стороны, как намек на национальность партнера или его страстность, с другой стороны, это может быть знаком ухаживания - мужчина готовит блюдо для женщины. Пирке - тоже знак поливалентный, который может означать боль, либо другое значение слова пирке - это прививка. Может быть, этот неудачный любовный опыт воспринимается как очередная боль, которая поможет выработать иммунитет к любви. Однако, согласно тексту, этого не происходит. В любом случае, все можно обозначить в схему: она - пришла, была подвергнута насилию и осталась в горе покинутой и раздетой; он - обладает какими-то материальными вещами (например,кровать), совершает насилие и уходит налегке. Активная роль отводится мужчине, и женщиной это воспринимается как само собой разумеющееся. Таким образом, женщина у Н.Искренко сама добровольно выбирает «амплуа» жертвы.

Иногда в текстах Искренко роли женщин и мужчин меняются. Женский персонаж в таких стихотворениях уже предстает в маске «женщины-амазонки». В стихотворении «Я танцую на электрическом столике» женщине отводится активная роль по сравнению с мужчиной. Но эта женщина уже не простая домохозяйка, а раскованная сексуальная женщина, это восхитительная танцовщица, привлекающая внимание мужчины и соблазняющая его своим танцем. Видимо, автор тут намекает на танец-стриптиз.

Я танцую на электрическом столике
У меня волосы как крестики и нолики
У меня ноги загибаются как розовые бублики
Я скачу на электрическом Бобике
 У меня на лбу проступает жемчужно-гранатовая карта Африки
Из глаз и ушей льется кровоточит красота неземная.

Соблазнившийся на красоту мужчина подпадает под влияние и власть женщины, и тут она начинает активно действовать. Перед читателем возникает образ женщины-насильника. Словно хищница она набрасывается на мужчину. Действия ее приобретают мужеподобные черты:

Ты подойдешь   ты угостишь меня вафелькой
Я откушу   я потанцую с тобой  я тебя не узнаю
Но я сразу найду я прильну я засосу стакан
твоей неиссякаемой жизненной силы
я захлебнусь новостями ночными      дикторшами ироничными
Твои паховые складки твои внятные припухлости
и внутренние органы не останутся незамеченными
Я надкушу тебе живот и вытоплю капельку сала
Это будет от меня к тебе пластическая операция.

В стихотворении «И. Шульженко» Ниной Искренко представлен собирательный образ женщины в маске «амазонки». Женщины тут объединяются, сливаются в нечто одно целое, приобретая какие-то мужские привычки. «Пьяные женщины с нежностью смотрят друг другу в глаза/ сдвинув колени осторожно и вдумчиво давят на слёзные железы». Они воинственны, они пьющие, они курящие. «Белых мышей и гадюк и медянок и ящериц тусклых собирая в крахмальный нагрудник/ резко закинув лицо прикрепив к волосам жернова и колёса/ пьяные женщины входят обнявшись в чужой виноградник/ Вслед им глядят с интересом профили хищных птенцов лисенята и лисы/ Пьяные женщины входят и рвут и сосут и в трясучке терзают ногтями/ с воплем утробным впиваются в свежие раны/катятся плотным горячим клубком разбивая преграды и стены/ падая с кручи и путаясь в тёрне осоке и мерзостно пахнущей тине/ Бросив одежды и гребни и гривны нашейные и притиранья/ Бросив одежды и гребни свои диким псам на съеденье/ в мутном восторге с глубоким и трепетным чувством исполненного боевого задания/ сытые злые нагие гигантские ноздри раздув как коралловые паруса». Эти женщины чем-то напоминают амазонок, теперешних феминисток, но все-таки сила женственности, данная им свыше, и нежность обнажают женскую сущность и ее трагическую долю на Земле - ее молчание, ее слезы, ее боль и одиночество: «пьяные женщины молча рыдают в пустой треугольник любви/ честной собственности и высшего образования/ медленно курят и с нежностью смотрят друг другу в глаза». Героини не лишены ума, они задумчивы. Возможно, в данном стихотворении автор подчеркивает то единство женщин на неком чувственном уровне, где до конца понять и почувствовать женщину может только женщина. Стихотворение абсурдно, в нем много путаницы. Набор слов, наслаивающихся друг на друга, отсутствие знаков препинания позволяют автору выйти в сферу коллективного бессознательного человека. «И если для модернизма характерно внимание к бессознательному конкретного человека, то постмодернизм стремится вскрыть либидо <...> - доминирующие в обществе импульсы («желания») коллективного бессознательного…".

Стереотип массового женского сознания представлен в стихотворении «С миру по нитке». На первый план выходят женщина и мир ее вещей. Здесь ощущаем явное противопоставление материального начала - духовному, где женщина по своей сути материалистка. Что ей надо для полного счастья? Женский персонаж снова облачается, теперь уже в маску «женщины-обывательницы» и самоиронизирует: «Как-то Юля Немировская/ подарила мне трусы/ Это было очень кстати» первое, значит, нужны трусы, второе - бижутерия (клипсы и браслетик): «Бунимович взял и клипсы подарил/ Хоть трусы на них не держатся/ все равно спасибо говорю», «А Шульженка подарила/аж с сингапурской стороны/ такой браслетик обалденный/потерялся блин в метро»,, третье - духи «подарил парфюм немецкий блин/ Ну теперь ващще атас», четвертое, пожалуй, самое важное, - водопроводная вода «А Иртеньев свет Иртеньевич/ со своей-от с юго-западной страны/ вез мне воду водопроводную/ через всю-то блин красавицу-Москву». А самой ненужной вещью для женщины среди всех вещей оказывается книга - этот символ знаний и духовных ценностей. «Остальные блин писатели / только книжки свои дарят почем зря/ Черта с два у них допросишься/ Хрен допросишься у них». Но тут персонаж меняется, и в тексте появляются такие понятия, как сердце, грусть девичья. Тут, кстати, женское начало совершенно несходно, противоречащее - мужскому, которое представляет собой откровенный русский мат:

ЯТЕБЯУРОЮНАХУЙБЛИН
ЩАСУБЬЮЗАРАЗАНАХУЙБЛЯДЬУБЬЮ
ТОЛЬКОПОДОЙДИУБЬЮЗАРАЗАНАХУЙ

Вот что сердцу слышится в открытое окно

Поэтесса часто использует в своих текстах табуированный пласт лексики. Появлению ненормативной лексики в текстах постмодернистов служит тот факт, что «…постмодернистов интересует человек <…> каков он есть в действительности, а не каковым он себе представляется». Поэтому границы языка, в целом, раздвигаются, он сильно меняется.

Интересно, что Искренко привносит в текст стихотворения русскую народную поэтику: Как тут не предаться грусти девичьей, Как тут не всплакнуть, - будто тоскует о какой-то другой жизни, не той, что окружает современную ей женщину. Здесь можно уловить знак романтического мировосприятия персонажа. Интертекстуальная вставка автором в текст стихотворения цитаты из речи героя романтической поэмы М. Лермонтова «Мцыри» (одну, но полную тревог) выводит читателя на другой уровень.

Как тут не предаться грусти девичьей
Как не вспомнить жизнь      одну но полную тревог
в стороне отечественной бибиревской
в стороне от жизни      в стороне 

 Как тут не всплакнуть над синей мыльницей
пемоксолью голову посы-
пав заколебаться птицей-мельницей
разодрав в отчаянье и рифмы и власы

Но в конце стихотворения читатель ощущает неизбежность женского существования в мире вещизма, в котором поглощено духовное начало женщины: «Ба! Звонок /Привет!/ Т-ссс/Приехала сестра моя Кируся/между прочим подарила мне трусы».

Материальный мир уводит человека от духовных ценностей. В постмодернизме это выражается отсутствием всех авторитетов. В частности, десакрализируется отношение к Богу, Божественному. Отсюда меняется и взгляд постмодернистов на человека. Вследствие этого появляется повышенное внимание к умственному и нравственному уродству человека, разрушительному началу в людях. Таким нравственным уродом предстает женский персонаж в стихотворении Нины Искренко «Ура! И женщина Мария». Очевидно, что автор обыгрывает имя женщины - Мария. В памяти сразу же всплывают две Марии, стоящие у ног мужчины, распятаго Христа. Одна из них мать, святая женщина, родительница, другая возлюбленная, но падшая женщина. Вот как описывает Деву Марию Симона де Бовуар в книге «Второй пол»: «…Дева Мария - это плодородие, роса, источник жизни; <…> Она усмиряет желания: она дана человеку, чтобы их утолить. Всюду, где жизни грозит опасность, она спасает и восстанавливает ее: она врачует и укрепляет. А так как жизнь исходит от Бога, она, будучи посредницей между мужчиной и жизнью, осуществляет и связь человечества с Богом». Возлюбленная Мария Магдалина тоже способна приблизиться к Богу, но только путем веры в свое духовное возрождение, отказавшись от земных телесных удовольствий. Видимо, именно на такую женщину и намекает Искренко в своем стихотворении, выставляя ее не наилучшим образом. Поэт не только подшучивает над ней, но, возможно, и протестует против таких падших женщин. Но протест тут, на мой взгляд, скрытый, семантически никак не выражен, поскольку в постмодернизме автор скрывается и не навязывает читателю своего мнения: «…он (поэт) не лезет в пророки, не пытается навязать свое представление о жизни некоей мифической «толпе», неразумной и жаждущей поучения. Поэт обращается прежде всего к единомышленнику, а не к быдлу, или, если угодно, пастве, которую нужно вытаскивать из грязи, воспитывать и вести за собой. Тот, кто сегодня говорит - я пишу для народа или - надо писать для народа, проводит черту между собой и народом, отделяет себя от него и тем самым лишает нравственной основы свои якобы благие намерения». Тем не менее, протест можно усмотреть во внешнем зачеркивании строк. И в конце стихотворения, когда автор вопрошает: «скажи/Ты ж е н щ и н а Мария?/Скажи/Не скажет ни шиша».

Таким образом, в вопросе звучит сомнение, а женщина ли героиня вообще, то есть, можно ли такую женщину-проститутку считать настоящей женщиной. Вопрос автор оставляет открытым и об этом остается судить читателю. Стихотворение Искренко интертекстуально связано со стихотворением М. Исаковского, положенным на музыку и ставшим почти «народной» песней «Выходила на берег Катюша». Героиня песни в отличие от представленной читателю Марии тоскует и ждет своего единственного любимого мужчину. Эта тоска по идеальному возлюбленному в данном стихотворении облачается в иронию и самоиронию, но она все же существует. Ведь та же Мария, по сути, занимается ожиданием и поиском Своего мужчины.

Женщина у Искренко одинока. Для нее характерно неприятие нынешней и тоска по какой-то Другой жизни. Эти знаки романтического мировидения характерны для позднего творчества Нины Искренко. В последних стихотворениях Искренко словно сбрасывает свою маску, иронии в них уже меньше. Евгений Бунимович вспоминает: «Она была воплощением игры, постоянно меняла маски - на листе бумаги, на сцене. Но не в жизни. Шутя или всерьез, она часто повторяла, что авангардная модель жизни художника - это нормальный дом, семья, дети, а все эти свободные взгляды на любовь, литературные пьянки с мордобоем и похмельным синдромом раскаяния - тоска, классика, рутина. Как известно, в крутом нашем постмодерне чувствствств не проявляют. Дурной тон. Однако Нине так и не удалось скрыть переполнявшее ее чувство любви. Она безмерно любила эту жизнь, любила свой дом, мужа, сыновей, любила друзей со всеми их стихами, женами и детьми, закидонами, заморочками и прибамбасами, любила изысканные бальные танцы и фенечки из консервных крышек, любила Россию, любила нелепых, нескладных, косноязычных героев и героинь своих стихов».

Одной из главных ценностей становится вечная мечта женщины - мечта о настоящей Любви, приносящей счастье:

Одно желанье в сердце у меня
ЧТОБ ТЫ МЕНЯ ЛЮБИЛ
                                              ПРИ СВЕТЕ ДНЯ
при небесах          синеющих насквозь
под пенье птиц          троллейбусов          сирен
под детский смех          и хлопанье дверей
Чтоб ты меня любил в кругу зверей
сограждан и гостей из дальних стран
и в очереди у палатки КВАС
под одобрительные возгласы толпы
Чтоб вещи люди здания рабы
чтоб целый мир поехал вкось
                                                и вкривь
от восхищения
                        ВОТ ЭТО ЛЮБОВЬ («Желания»)

В позднем творчестве поэтесса все чаще обращается к традиционной форме лирического субъекта. Сокращается дистанция между судьбой поэта и сутью ее лирического субъекта. В стихотворении «Я живу на восьмом этаже» Искренко от имени лирического «Я» представляет картину безоблачного женского счастья:

Я живу на восьмом этаже
У меня есть коробка драже
Есть трюмо телевизор диван-есть-кровать
У тебя нет причин ревновать

 У тебя нет причин посылать
Мне вдогонку букеты отравленных стрел
Я букетом украшу обеденный стол
Приходи  и давай пировать

 У тебя забурчит в животе
У меня отзовется в груди
Мы станцуем с тобой па  де  де
и с балкона в блаженную высь улетим…

Это не что иное, как мечта почти каждой женщины: находиться в уютном доме, в котором накрыт стол «полон яств», рядом с любимым человеком. Лирическая героиня ощущает близким любое, что связано с ее мужчиной, она открыта навстречу своей любви: «У тебя забурчит в животе / У меня отзовётся в груди». В стихах Искренко высота духовной темы почти всегда снижена прозаичностью момента. Но и в этой земной сниженности заключается счастье и благодать. Автор удивительно сочетает приземлённое, физиологическое с высоким, за счёт чего достигается эффект романтизации обыденного, думается, без всякой доли иронии. Настоящее чувство «окрыляет» человека, дает ему какую-то внутреннюю силу: «Захотим и наступит весна / Захотим и построим метро…». В конце стихотворения преображается даже окружающий мир. Для влюбленной героини он принимает облик райского сада (знаки божественного - белый цвет, божьи коровки, цветы).

Я живу  на  восьмом этаже
У меня на балконе застенчивый сад
где настурции лезут на белый фасад
 и гуляют коровки  задрав неглиже

Женщине здесь отводится место, вполне соответствующее патриархальному представлению о половых ролях, однако, это место мифологизируется.

Тоску по другой жизни ощущает и героиня стихотворения «Я лежу в пижаме посредине ночи». Но другая жизнь оказывается действительной не наяву, а во сне, где окружающий мир полон ярких красок.

Я лежу в пижаме
посредине ночи
А на самом деле
по полю бегу
 В красном красном поле.

Во сне расширяется пространство и тут уже стираются границы: нет преград между людьми разной национальности («Я бегу по полю/ шпарю по-английски/ с тётей Катей Олмстэд» <…> «Мы бежим и дружим»), нет разделения на взрослых и детей («шарики ловлю»). Образ воздушных шариков усиливает ощущение легкости бытия, какой-то детской беспечности. Следом за ними возникает образ ветра, несущего с собой перемены. И тогда читатель видит, как в сонном потоке сознания лирической героини меняются роли мужчины и женщины. Героине становится приятной женская мечта о погоне мужчины за женщиной.

Дует сильный ветер
Мой любимый сзади
с пиджачком в руках
 Я кричу  Любимый!
 Ветер!  Он услышал
Он бежит за мною
Он бежит  бежит…

Мечта эта не более, чем сон. Автор это отлично понимает. Ведь в большинстве своих стихотворений Искренко не стремится изменить мир, она лишь иронизирует по поводу его несовершенства. Но, как отмечает Иртеньев, «в её иронии… не было ни малейшей приметы цинизма и отгороженности от несобственной боли».

Высокая степень ироничности в поэзии Искренко, игра абсурдными образами, эпатажность, разнообразие сменяющихся масок, «антисовковый» пафос - составная часть постмодернистского ощущения трагического абсурда жизни. Не случайно жанр, в котором она писала, поэтесса определяла как «Трагическую Неразбериху». Но среди всего этого в поэзии Искренко не затерялось чувство Любви. Только благодаря этому чувству наладятся отношения в обществе, в семье. В своем дневнике Искренко пишет: «…вся русская непутёвость и расхристанность не доведёт нас до полного краха, если в основе будет хорошая семья – любовь одной женщины к одному мужчине». А любящим людям, согласно одному из стихотворений Искренко, помогает сам Бог:

 Если любишь  Господь не попустит беды
и подсунет   ломоть  и  оплатит труды
и нальет тебе пива  вина и воды
да и в путь снарядит  если скажешь куды
Если любишь…

Таким образом, главной темой поэзии Нины Искренко становится - тема любви женщины. Но в отличие от авангардной литературы прошлого, лирические героини которой открыто тоскуют о любимом и исповедуются в своих эмоциональных переживаниях, современная «женская» поэзия Искренко отказывается от идеи самовыражения. Женское лирическое «я» с воспеванием страстной любви и неслыханной исступленностью чувств (как у М. Лохвицкой), с подчеркнутым абстрактным содержанием и интеллектуализмом художественного языка от имени мужчины (как у П. Соловьевой и З. Гиппиус), с его чувствительностью и тонкостью (как у А.Ахматовой) или с его обнажённостью и порой неприкрытой истеричностью (как у М.Цветаевой) трансформировались в поэзии Искренко в «имидж», в ироническую «маску». Но в том то и дело, что слова имидж и маска являются атрибутами внешнего проявления человека, и как ни пытается поэтесса встать в оппозицию по отношению к традиционной «женской» поэзии, внутренняя суть ее остается той же. Тоска по любви, добру, идеальному возлюбленному по-прежнему продолжает звучать, только в форме иронии и самоиронии.

В итоге, рассмотрев поэзию Нины Искренко с точки зрения проблемы «женского» идентитета, мы пришли к выводу, что поэтесса пытается поднять вопросы, связанные с феминными ценностями через ироничное отношение к мужчине, женщине и к самой себе. Однако, в конечном счете, мужские и женские гендерные роли в поэзии Искренко патриархатно стереотипны, поэтому женщине в ее поэтических текстах все же близко патриархатное сознание.


Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100 be number one
Хостинг от uCoz