Инесса ПЕТРОЧЕНКО
ПРОБЛЕМА ЖЕНСКОГО ИДЕНТИТЕТА
В СОВРЕМЕННОЙ ЖЕНСКОЙ ПОЭЗИИ
|
Инесса ПЕТРОЧЕНКО ПРОБЛЕМА ЖЕНСКОГО ИДЕНТИТЕТА |
|
| Содержание | ||
Нина Искренко (1951 - 1995) - один из самых ярких поэтов московской волны, вошедшей в отечественную литературу в середине восьмидесятых. Евгений Бунимович охарактеризовал судьбу этого поэта как трагическую, короткую, яркую. Пожалуй, фамилия Искренко уже говорит сама за себя. «<...> В Нине Искренко, легкой, грациозной, взъерошенной, жила немеренная внутренняя сила - пружина? шило? винт? талант? - которая раскручивала пространство, вовлекая всех и вся вокруг. Нина прожила счастливую жизнь, потому что ощущение счастья было в ней самой. Она всегда была готова к празднику, она хотела и могла устроить праздник из ничего. <...>». Нина Искренко рано ушла из жизни, в возрасте 44-х лет, но успела реализовать себя в жизни и как женщина и как поэт (рождение двух детей и выпуски книг стихов). «Она многому успела порадоваться при жизни,- вспоминает Игорь Иртеньев,- Три книжки стихов, шумные вечера в забитых залах, любовь и признание домашних и друзей. Даже в запредельной Америке побывала не однажды. Наверное, она была счастлива. Настолько, впрочем, насколько имеет право быть счастливым человек, посвятивший себя этому неоднозначному занятию. Но чем она обладала бесспорно, так это поразительной способностью делать счастливыми других. Раскрашивать окружающую бытовуху своими красками и давать людям с обычным зрением счастливую возможность эти краски воспринимать».
Поэтесса, видимо, предчувствуя скорый конец, словно играла с жизнью, как ребенок. Постоянный розыгрыш и маски, легкость бытия, ирония, шутки с одной стороны, с другой, безмерное проявление чувств, любовь к жизни и окружающему миру.
Исследователи Нину Искренко вписывают в контекст концептуалистской поэзии (Дм. Пригов и Л. Рубинштейн). Концептуализм, зародившийся в 1970-е годы и существовавший как самиздатовское явление, особенно актуальным становится в 1980-е годы. «Концептуализм предполагает выход за границы текста в сферу его функционирования - «представления», «обыгрывания» в ходе акций и перформансов». Он близок соц-арту - искусству деконструкции языка советской массовой культуры, нередко для создания своих произведений поэты-концептуалисты используют соц-артовские тексты. Идеологически «правильные» тексты зачастую помещаются в другой контекст, что производит эффект профанации первоисточника. По словам Скоропановой, в искусстве соц-арта совершается деконструкция «идеализированного, идеологизированного образа, демонстрируя советский культурный язык, собирая его элементы в новое, как правило, пародийно-абсурдистское целое». Создаваемая концептуалистами театрализация вовлекает читателя в игру с автором и текстом. На первый план в концептуализме выходит событие, основанное, как правило, на непредсказуемой случайности. Вот почему зачастую модель мышления автора, действующая по принципу постмодернистской чистой игры, - нелинейна, многомерна, плюралистична.
Поэтические тексты Искренко представляют собой характерный образец тех эстетических поисков, которыми отмечен литературный процесс в России 1980-90 гг. «Нина Искренко выламывалась из всех рамок, с редкой грацией и свободой мешая в стихах библейскую лексику с трамвайной, она отстаивала право на ошибку, сбивала ритм, теряла рифмы и знаки препинания, писала поперек и по диагонали, оставляла пробелы, зачеркивания, оговорки и проговорки, говорила на своем, только ей присущем языке». Посредством языковых игр с миром-текстом Искренко выстраивает гиперреальность, осваивая мир как хаос. Хаос представлен невероятной мешаниной из самых разнообразных кодов культурного контекста. Особенно часто Искренко пародирует культурный контекст поздне-советской действительности кануна развала СССР, где доминирующими являются коды массовой культуры. В таком раздробленном, хаотизированном тексте, утратившем целостность, исчезает единый смысловой центр, который заменяется смысловой множественностью. Тексты Искренко свидетельствуют об отсутствии заданного плана, с помощью которого женский персонаж мог бы «рассчитать», обустроить, привести в порядок интеллектуальное пространство своего бытия. Царство порядка уступило место анархии, где всякое явление или образ равнозначны и не имеют каких-либо ценностных преимуществ друг перед другом. Искренко интересует не сам объект, а возможные точки зрения на этот объект, неоднозначность его восприятия в различных ситуациях, его многочисленные связи с миром в любых проявлениях. Так Нина Искренко приходит к своему творческому методу, который она обозначила термином «полистилистика».
Женские персонажи в стихотворениях Искренко также утрачивают свою целостность. Часто они представлены в виде масок (театрализация). Среди множества представленных Ниной Искренко персонажных масок наиболее частотны: 1) маска женщины, задавленной советским бытом, 2) маска обывательницы, 3) маска «женщины-амазонки» (зачастую «пьяной амазонки»). Сама же автор рассеивается и исчезает из своих текстов, образ ее деперсонализируется. Децентризация образа-фигуры автора происходит в текстах, которые представляют собой как бы «объективный» иронический рассказ. Из всех форм комического постмодернисты отдают предпочтение иронии, которая у них не отделена от самоиронизации и пародирования. Несмотря на то, что женские персонажи, представленные Ниной Искоренко очень разные, их объединяет ирония и самоирония и в то же время трагическое одиночество. Поэтические тексты Искренко свидетельствуют о состоянии психологической напряженности автора и ее героев, вызванной необходимостью постоянного выбора из множества сущностей, явлений, отношений. Распад целостной конструкции мира и общества приводит к деградации некогда значимых элементов и фактов бытия, к неожиданной и непредсказуемой смене знаков и сдвигу акцентов. Это впрямую сказывается и на синтаксисе текста. В стихотворении «Синяя борода» в ироничной форме представлены взаимоотношения мужчины и женщины в браке. Тут женщины объединены и противопоставлены мужчине в категории - жена. Вся жизнь мужчины в данном случае состоит из его многочисленных браков. Примечательно, что жен у него семь (столько, сколько дней в неделе). К женщине здесь отношение явно самоироничное. Она - олицетворение какой-то сумбурности, взбалмошности, непостоянства. Конечно же, непостоянен и мужчина, но это в системе патриархальных ценностей само собой разумеющееся. Мало того, женщина - это такое существо, от которого происходят все беды мужчины. Она словно сатанинское начало, тянущее героя в бездну, пропасть. Но несмотря на столь ироничный подход к женщине, явственно ощущается одиночество женщины (Первая жена/была у него одна), ее усталость от надоевшего быта. (Вторая жена - сказала Не скучай голуба/и отчалила едва жива; Третья жена - прикованная золотой цепью/к свинцовой авоське). Судьбы представленных жен одна за другой катятся куда-то вниз, ну а герой наоборот стремится ввысь к легенде и мировой славе, а самое главное к Богу.
он уже буквально сваливался с небес
в помойную яму собственного воображения
съежившись как от холодного душа или шуршащего под ногами инея
онемев от понимания
того очевидного факта
что никакая жена
ему в сущности не нужна
а нужна ему только легенда и мировая слава
Легенда вздохнул он и провалился с головой
в вечный покой
И проваливаясь
случайно взглянул на свою соседку справа
И случайно взглянув на свою соседку справа он не удержался
и снова женился
а женившись продолжал проваливаться
и вертеть как метроном головой по сторонам
вздыхать и думать про себя
Господи прошу тебя
Ты только ничего не говори
мне ублюдку
а просто возьми да и отвори Ну
отвори
потихоньку
калитку
Данный текст Искренко демонстрирует намеренное разрушение традиционных формальных и синтаксических иерархий (что свойственно для большинства ее текстов). Она отказывается от заглавных букв, знаков препинания, от традиционного, «правильного» оформления стиха. Несмотря на это, текст Искренко эволюционирует, вбирая в себя различные языки культуры, приобретает способность генерировать новые смыслы. Интертекст - одна из составляющих постмодернистского текста, где время и пространство расширяются. «В постмодернистском тексте фигура ветвления реализуется как интертекстуальная игра значений, постоянно к чему-то отсылающих, множащихся до бесконечности». Так, Искренко, играя со словом, отсылает читателя: к Пушкину вздыхать и думать про себя. Для усиления иронического отношения к романсу Алексея Будищева «Только вечер затеплится синий»:
а просто возьми да и отвори Ну отвори потихоньку калитку.
В своих поэтических текстах Искренко использует не только цитатный интертекст (дословные выдержки из какого-либо произведения), но и «культурные коды, следы, знаки, утратившие непосредственную связь с референтом». Примером такого текста может служить стихотворение «У него пятнадцать баб…». Здесь появляется еще один персонаж-мужчина, которого окружает «целый гарем» женщин. Мужчина здесь также противопоставлен женщине. Он обладает силой и властью, чем-то напоминает божество, короля, ему подчинены женщины, которых можно спрятать и закрыть в шкафу:
У него пятнадцать баб Он их на ночь прячет в шкап Спрячет ключик повернёт чайничек поставит сядет в угол у окна Наконец-то тишина
Женщина здесь выступает как объект, надоевший своей вечной болтовней и лишенный права голоса. Интертекстуальность культурных кодов в стихотворении проявляется при манипуляции уменьшительно-ласкательными суффиксами в словах ключик, чайничек, благодаря чему создается пародия на стиль стихотворений для детей. Этот «наивный» стиль Искренко очень часто использует. В этом можно усмотреть своеобразный симулякр детских произведений Даниила Хармса. Ощутима фольклорная интонационная основа стихотворения, малостопная хореистическая конструкция частушечного вида, что так было присуще поэтике Хармса. Общепародийный стиль, будучи яркой чертой всего обэриутского творчества, появляется и в текстах Хармса, в его абсурдных диалогах и гротескных сценках. Поскольку творчество обэриутов шло вразрез с официальной советской идеологией, Хармс и его товарищи были «допущены» только в детскую литературу. Но «детские» произведения Хармса с их игровым характером раскрывают и другой пласт, в котором поэт «прятал» свои знаменитые мистификации: пародию, бурлескное изображение нелепых ситуаций жизни и вместе с тем саркастическое описание реалий советского мещанского быта в подчеркнуто реалистической манере. Эту традицию унаследовали советские концептуалисты.
Использование Ниной Искренко «наивного», «детского» стиля в своих стихотворениях в какой-то мере имитирует сознание ребенка, часто запутанное, непоследовательное, нелогичное, игровое. Это позволяет Искренко осуществлять игру с языком. «Игра с языком как вторичной и первичной знаковыми системами - родовое свойство постмодернизма. Благодаря этому <…>строго закрепленные за понятиями значения, расшатываются, приобретают вероятностные характеристики, новые семантические оттенки». В стихотворении «Мужчина с розой…» перед читателем возникает абсурдная картина жизни:
Мужчина с розой двумя пальцами на стройке в кольце из пиломатерьялов и бетонных блоков на фоне церкви надцатого века из красного в узорах и разводах кирпича И я навстречу со стиральным порошком Печаль однако неуместна ведь это необыкновенно лестно увидеть розу в рыжей бороде Бог знает где.
Возможно, смысл этого абсурдного текста заключается в противопоставлении мужского начала женскому. Однако характерные знаки этих начал Искренко намеренно перепутывает, что усиливает абсурдность. Так, образ мужчины представлен с розой. Роза - это знак прекрасного, атрибут женской красоты. Образ женщины, напротив, заземлен. Она держит в руках стиральный порошок, который можно прочитывать как знак бытовой забитости. Данный текст по своей структуре напоминает «поток сознания», расшифровать кодирующую систему которого невероятно сложно. Поэтому такой текст предполагает параллельное осмысление сразу многих уровней текста, что может привести читателя к различным трактовкам и толкованиям. Таким образом, розу можно трактовать как знак красоты вообще (знак неземной красоты). Поэтому «встреча» с розой - на стройке, среди абсурда, среди быта - может прочитываться как напоминание о существующей абсолютной красоте в несовершенной реальной действительности.
Женские персонажи Искренко зависимы от мужчины, хотя последний часто представлен далеко не совершенным. И несмотря на это, женщин устраивает даже «желанный змий». «Приди, приди желан-ный змий…/ Прелюбодеятель в законе/ владелец лишнего ребра…» Женщина боится одиночества и способна любить и прощать даже самого заурядного мужчину. Ведь самое важное желание женщины - быть любимой и желанной. Так, в стихотворении «Мужчина пьян…», создавая иллюзию телефонного разговора, Искренко раскрывает взаимоотношения мужчины и женщины. Мужчина здесь несовершенен, пьяно хрипящий в трубку: «Он пьян и слаб / и не обязан/ быть дружелюбным и парящим…». Женщина же, несмотря на некоторую иронию поэтессы, почти близка к идеалу: «Она читает по-английски/ Она мороженое лижет/ Она его почти не слышит/ К а к и е н о г и у н е ё». Разговор заканчивается тем, что в итоге побеждает мужчина. Он словно змей-искуситель соблазняет женщину, напомнив ей о тех «днях и ночах», проведенных вместе , и женщина уступает, она уже не в силах отказать:
Мужчина врёт
как прокуратор
хрипит и греется
как ротор
и снова набирает номер
и плавит трубку в кулаке
гудки гудки
Она не слышит
она рисует на обложке
она молчит
она не хочет
она
Она сейчас придёт
В стихотворении обращают на себя внимание формальные эксперименты Искренко. Визуально они выражаются в рисунке набора текста (пробелы, интересное расположение пространственно разведенных строф - «мужская» и «женская»), в отсутствии знаков препинания, которые «работают» на создание иллюзии «потока сознания». Концептуализм работает не с объектом, а с суждениями об этом объекте, с массовым сознанием. Так, в стихотворении «Жёны-мироносицы» на первый план Нина Искренко выносит банальность суждений о женщине, создавая некий собирательный образ женщины, подчеркивающий типичность, множественность. Женщины в тексте представлены такими, какими, возможно, их желал бы видеть мужчина в своем патриархальном мироустройстве. Здесь очевидна игра автора со словом и со всеми ценностями, сопутствующими «истинной» женственности, хотя проглядывает тут и то, «что составляло всегда самую суть отношения женщины к миру: жертвенная мысль о других. В критические эпохи именно это качество делало из женщины мироносицу, сестру милосердия». Несмотря на унизительное отношение к женщине (ее посылают на три большие буквы), в стихотворении не чувствуется ноты протеста. Наоборот, создается впечатление, что женщину такая роль, какую она выполняет в мире мужчин, вполне устраивает.
Мы станем добродетельны Мы станем тихонравны Мы станем безусловно родительны и дательны Смирительно-Ивановны Улыбчиво-Петровны Не то чтобы творительны но в общем-то предложны Простительно-Борисовны и Глебовны прилежны Мы принесём вам смоквы физалис или лютик А вы нас всех пошлёте на три большие буквы
Кроме того, Искренко успешно использует игру с грамматикой, с названиями падежей русского языка, с именами прилагательными. Значение приобретает мелодика слова, его фонетическая составляющая. В результате появляются звуковые аранжировки с буквой Ы. Вся эта совокупность элементов лишается привычных связей, порождая ощущение алогизма и абсурда.
Абсурдность в стихотворениях Искренко выступает не только как элемент поэтики, но и как мироощущение, пронизывающее многие поэтические тексты ее творчества. Авторское отношение Искренко к жизни приводит читателя к выводу, что жизнь человека сама по себе абсурдна. Истоки этой абсурдности в творчестве Искренко дискурсивно восходят к релятивистскому мироощущению, отрицающему возможность познания объективной действительности, а также к философскому направлению экзистенционализма. Отсюда в поэтических текстах Искренко нарративом выступает авторское трагическое мироощущение, алогичность окружающего мира и неподвластность этого мира человеку. Иррационализм, пронизывающий структуру стихотворений поэтессы, сближает произведения с перформансом. В данном случае Искренко использует его (перформанса) формальные приемы: отсутствие фабулы, использование «свободных» образов-персонажей, расчленение лексической структуры и др. Представление действительности как абсурдной присуще женскому персонажу стихотворения «Она уезжает Она понимает что здесь жить нельзя». В этом стихотворении абсурд, выступая в качестве структурного принципа, переходит на поступки женщины-персонажа, которые алогичны, противоречивы, непоследовательны. Осмысляя бытие, персонаж приходит к тупику и от сознания бессилия собственной мысли обнаружить организующее начало в бытии. Женщина словно погружается в бездну вселенского хаоса. Любовь женщины не выдерживает испытания расстоянием, разлукой. Ее не спасает бегство в другую страну, в Другую жизнь. Любовь здесь автор называет зудом. Очень интересно представлено описание этого зуда, что хоть и иронично, но вполне отражает состояние женщины на грани чувственного срыва.
Она приезжает туда и смотрит поверх голов Город на все готов Город почти что взят Она просматривает на выбор несколько четвергов Воздух выходит Песок переосмысливает рельеф опираясь на мнимый фундамент У нее начинается зуд Голова сужается ноги идут поврозь красные точки эмоций влекут котов и такси сны прерывисты и токсичны косметика съезжает с рельс» Беда героини в том, что мир ее чувств расходится с миром действительности словно рельсы. «Она возвращается щурится сбрасывает туза Она возвращается чтобы эх раз еще раз Но только не жить Нет-нет Жить здесь разумеется нельзя.
Абсурд неизбежно появляется там, где происходит осмысление бытия. Отражение абсурда в реальной жизни (вернее абсурдности самой жизни) в поэзии Нины Искренко появляется не случайно. Во-первых, это связано с трагическим осознанием поэтессы того, что человек ее времени помещен в ряд идеологических форм, извращающих реальное содержание жизни. Во-вторых, благодаря возможной в постмодернизме «открытости» границ текста, Искренко обращается к культурному интертексту. Тема абсурдности самой жизни непрерывна, и она кроется в традиции русской литературы (Гоголь-Козьма Прутков-Чехов-Сологуб-ОБЭРИУты). Поэты-концептуалисты многое позаимствовали в эстетике ОБЭРИУтов, в том числе и их взгляд на мир как абсурд. Художественная логика у ОБЭРИУтов, как отмечает А. Александров, «необычна, странна, обратна принятому. Логике противостоит алогизм; связи, развитию - фрагментарность и случайность; психологии, характеру - маска». Им были присущи фантастичность действия и персонажей, условность пространства и времени. То же обнаруживается и в творчестве русских концептуалистов.
Место женщины в обществе во все времена было подчиненным и зависимым от мужчины, почти всегда она выполняла второстепенную социальную роль. Доминирует эмпирический взгляд на место женщины в обществе, в котором ценности и нормы установлены и приняты другими. В женской литературе часто изображается специфически советская форма матриархата, в которой вся ответственность лежит на женщинах, где мужчины оказываются слабыми и несостоятельными современниками, а переживаемая эмансипация базируется на женской самоотверженности. Не обходит стороной в этом вопросе Искренко и женщину своего времени, которая в поэтическом творчестве поэтессы облачается в маску женщины, задавленной советским бытом. Проявляя открытый эпатаж, Искренко бросает вызов «не столько советской тоталитарной системе, сколько особому советскому «менталитету», «совковости» сознания», тем самым протестуя «против так называемой «правды жизни» в смысле ее унылой очевидности…». Таким образом, при помощи иронии, путем «раскрепощения сознания и языка» Нина Искренко разрушает мифологизированные представления о жизни, которые внедряла официальная культура. Советский социум отмечен социальным неравенством, где женщине обычно отводится сфера быта, тяжесть и неустроенность которого ложится на ее «широкие» плечи. Так, в стихотворении «Пекёт Текёт И нагинается…» Искренко иронизирует над повседневностью советской женщины, живущей в атмосфере тотального дефицита:
Пекёт Текёт И нагинается
Кой-как зажгёт и снова мается
Позвонит включит поканючит
Заплотит и уж чуть не плачет
А тут как выбросят Возьмёт
и в сумку ложит
Улыбается …
Глаголы в конце каждой строки говорят об унизительном положении советской женщины, которая «нагинается», «мается», «поканючит», «плачет». Доведенная бедностью до отчаяния, она рада даже «подачке» («выбросят» – «возьмёт» – «улыбается»).
Мужчина же словно живет сам по себе, не понимает женщину, не заботится о положении женщины в семье, о ее бытовых проблемах, нередко подвергает ее унижению и насилию. Вот, к примеру, такие строки:
Когда мне невмочь пересилить беду Когда у меня бессонница И целый бак грязного белья Когда я Путаю детей с динозаврами А простое расположение светил на небе принимаю за простую любезность <…> Раздаётся сонный слабораздражительный треск спички И под дверь тянет дымом Это ты начинаешь мне талдычить про другую женщину…
Женщина и мужчина снова противоположены. Она - постоянно в работе, весь быт держится на ней. Мужчина ассоциируется с вечной сонливостью, расслабленностью и даже ленью. Несмотря на то, что женщина отдает всю себя бытовому устройству в семье, мужчина еще и недоволен ею. Вечные упреки со стороны мужчины заставляют женщину задуматься о том, как разорвать этот замкнутый круг. И конечно же в мечтах своих женщина кроме бегства ничего не может придумать, оставляя мужчину с воображаемой Другой женщиной:
Лоб мой напрягается от усилия вообразить соб-
лазнительную приспособленность д р у г о й
женщины к н а ш е м у уровню цивилизации и
когда наконец это удаётся я улыбаюсь доверчиво-
пренебрежительной улыбкой чеширского кота или
Хулио Кортасара охотно уступая другой женщине
своё место у плиты и во сне и все-все свои гори-
зонтально-вертикально- тригонометрические колено-
ухие холодноносые спиралеглазые положения и пока
она осваивается с ними не обращая на меня никако-
го внимания я незаметно прокрадываюсь к входной
двери…
В стихотворении «Говорил своей хохлатке» Искренко моделирует ситуацию ухаживания, в процессе которого мужчина обещает осчастливить женщину. Он рисует ей их совместную жизнь в радужных красках:
Говорил своей хохлатке в голубом платке с получки вдоль по Пироговке Говорил Уедем Рита Заработаю на хату Будешь ты обута Будешь кушать апельсины Коврик купим с полосами Там красиво Север
Материальный достаток здесь становится эквивалентом «женского счастья», по мнению «героя». Сам себя он представляет, по-видимому, благодетелем. Однако, на самом деле, мужчина далеко не идеален, он прост и даже груб: «льнул картофельным медведем», «Тронул крепко одичало/ Раздавил в кульке печенье/ Сплюнул непечатно». В стихотворении затронута и тема пьянства. Мужчина обещает женщине не пить: «говорил Ни капли Баста/ Чтоб ей скверной было пусто/ Завязал я Рита/ Говорил Последний раз». Автор развенчивает миф о прекрасном браке, который создает мужчина: «Так и шли законным браком/ к задним бедам кислым брюкам/ плыли к боку боком». Здесь поэтесса смеется над простотой и доверчивостью русской женщины, и вместе с тем в стихотворении ощущаем жалость к ней. В финале звучит фраза, которая в силу свой экспрессивности может прочитываться как авторское отношение - горькое сожаление и ирония по поводу наивности «героини»: «Эх российские буренки/ голубые табуретки/ Масловки-Таганки».
