III.2 Женщина - Бог - мужчина в поэзии Николаевой

В зрелой поэзии у Николаевой происходит изменение стилистической манеры, меняется форма повествования, поэтический язык тяготеет к обыденному, так как поэтесса вводит диалоги своих персонажей, разговорную лексику. Меняется ритмический и интонационный рисунок стиха - все чаще от рифмованного стиха поэтесса переходит к свободному стиху. Лирический субъект ее поэзии получает новую форму выражения, так как перед нами не лирическое «я», а маски персонажей. Стихи Николаевой этого периода чаще всего не медитации, а ролевая лирика. Критик Алла Марченко в статье «У жизни женское лицо» пишет: «<…> и характеры и лица нелирических героинь Олеся Николаева пишет усердно, охотно, влюблено. Среди исполненных ею женских портретов встречаются и парадные, почти иконописной работы («Похвала Ольге», «Пелагия»), и хорошего классического письма с разного рода психологическими тонкостями («Легенда о баронессе Корф»), но большинство смахивает на любительские фотографии для семейного альбома». Это и мама - еще молодая и кудрявая; и сестра Дарья, беременная первенцем; и соседка Вера, у которой все так замечательно устроено: и дом, и дети, и огород-сад; и тетя Алла с ее нелепой жизнью, с «грошовой тризной», которую по ней справляют; и соседка Марья Сергеевна, старуха простецкая и костистая, похожая на бабу-ягу, такая грубая, некрасивая, запомнившаяся с детства, потому что первая заговорила с ребенком о Боге; это и тетя, рассказывающая девочке о своей любви к капитану. Большое внимание в этих стихотворениях поэтесса уделяет жизни простых людей, с их радостями и горестями. Женщина и мужчина, как правило, представлены поэтессой в быту, в обыденности. Стихотворения, написанные в разговорном стиле, напоминают кем-то подслушанные разговоры из реальной жизни людей. Об этом свидетельствует обилие диалогов в текстах.

Главным местом происходящих событий становится дом. Главными действующими лицами - муж и жена. Для Николаевой основой отношений мужчины и женщины является нормальная, здоровая семья, так как, по мнению поэтессы, именно здесь женщина может утвердить свою субъективность. Без настоящей семьи, основанной на взаимном доверии и любви, женщина и мужчина обречены на несчастье и одиночество. В стихотворении «Семейные страсти» иронически осмысляется то, что утверждалось в ранний период творчества Николаевой. Поэтесса ставит под сомнение возможность женской самореализации только в семейной жизни. Женщина-персонаж Николаевой, несмотря на то, что у нее есть любимый муж, чувствует себя трагически одинокой: «Лариса всю жизнь говорила мужу:/ – Вот уйду от тебя к Петрову – он меня любит до смерти! –/ Муж сначала боялся и от ревности стискивал пальцы,/ а потом успокоился, щуриться стал и стоял/ отвернувшись,/ с таким равнодушным затылком!..» Действительно, если подобная ситуация происходит всю жизнь, от любви между мужем и женой не останется и следа. Женщина начинает бросаться «со стороны в сторону»: то решается изменить мужу и тем самым отомстить ему за равнодушие, то привлечь его внимание собственной красотой: «И у зеркала долго искала ответа она,/ и глаза до висков рисовала, и челку взбивала,/ и старалась придать выраженье свободы лицу,/ и смотрела, как смотрят лишь "звезды" картин Голливуда...» Личность Ларисы раздваивается (ее собственное отражение в зеркале), она отличается непоследовательностью действий, потерей всякой ориентации, она ничего не замечает вокруг, кроме себя: «И, уткнувшись в стекло окаянное, прямо лоб в лоб,/ вдруг заплакала-запричатала над долей своею,/ что ведь жить невозможно, когда нет кого-нибудь, кто б/ продолжал бы любить ее, что бы там ни было с нею! В стихотворении происходит столкновение двух разных миров - мира мужчины и мира женщины. Олеся Николаева раскрывает тот вечный конфликт между мужчиной и женщиной, который в каких-то вопросах неизбежен, и то непонимание, возникающее в результате, когда ни одна из сторон не желает уступить и примирится. Таким образом, такая семейная жизнь уже не может быть формой реализации для женщины.

Жизнь женщины, как правило, представлена Олесей Николаевой в домашнем быту, с его суетой и каждодневной обыденностью. В суете земной, в заботах о «хлебе насущном» и материальной благоустроенности проходит жизнь женщин в стихотворении «Девичник». Это подруги, но их связывает между собой не только дружба. Образ жизни, который ведут эти женщины, практически одинаков у всех четверых. Отличительной чертой, характеризующей их индивидуальность, пожалуй, можно назвать данные автором им имена: Катя, Лена, Света, Таня. Хотя, подобные имена в России довольно распространены - множество разных женщин наделены ими. На мой взгляд, женщины-персонажи стихотворения воплощают в себе собирательный образ обычной русской женщины. Таких женщин, как Катя, Лена, Света и Таня полно в каждом городе. На их общность указывает также и композиционное решение, которое выделяется Николаевой повторением фразы в первой строфе стихотворения: гордится тем, что.

Катя гордится тем, что у нее муж престижный, у которого есть возможность;
 Лена гордится тем, что она в одиночку растит ребенка, не требуя ничего от мира;
 Света гордится тем, что у нее профессия и высокооплачиваемая должность;
 Таня гордится тем, что у нее собственная, обставленная со вкусом квартира.

Обращая внимание читателя на повтор глагола гордится, Николаева на первый план выводит человеческую гордыню, которая, согласно Второй Заповеди Божией, считается одним из грехов. За эту гордыню и будут «наказаны» в дальнейшем женщины-персонажи стихотворения:

К другой женщине ушел престижный муж Кати.
 Годы идут, а некому оценить
мужественную душу Лены,
 окрепшую средь испытаний.
 Света, не сойдясь характером, ушла с работы – ходит весь день в халате.
 И как-то уныло и одиноко в доме у Тани.

Даже «наказание» у всех подруг, по сути, одно и то же. Все они обречены на одиночество, грусть и душевную пустоту. Катя теряет мужа, Лена - доверие ребенка, Света - работу, одна Таня не теряет ничего, но ничего и не приобретает, несмотря на имеющееся у нее материальное благополучие. Жизнь женщин превращена в череду серых будней. Дни их одинаковы, быстротечны, лишены интереса и радости. Украшением и радостью таких изо дня в день повторяющихся будней становятся праздники. В один из таких праздничных дней, а именно, Восьмого марта, и «помещает» своих героев-персонажей Олеся Николаева. Но даже в этот день героини ощущают свое одиночество. Об этом говорит то, что в Международный женский день - 8 Марта, они собираются без мужчин - устраивают девичник. Причем праздник без лиц мужского пола, с обильным закусками столом - является стандартной ситуацией, потому что подобное происходит каждый год.

Каждый год они устраивают девичник Восьмого марта.
 Катя привозит торт и пирожные, Лена – сыр с сервелатом,
 Света – хорошие сигареты и кагор для азарта,
 а Таня ставит современную музыку, украшая стол жареной курицей и салатом.

В повести Симоны де Бовуар «Прелестные картинки» один персонаж высказывает мнение о том, что женщина без мужчины - это социальный нуль. Однако, в стихотворении описан изобилующий закусками стол, который является знаком материального достатка персонажей. Это говорит о том, что экономически женщины состоялись. Но женщине мало этого благополучия, ей нужен и мужчина. Ведь только через мужчину женщина может самоопределиться и почувствовать свою инаковость. В итоге, мы видим, что экономическая состоятельность не приносит женщинам счастья, так как у них нет духовной стабильности. А духовно самореализоваться женщина может только рядом с мужчиной.

Знаком устаревших ценностей женщин является символ женщин-амазонок (Амазонки - воинственное племя женщин в древнегреческой мифологии). Не случайно персонажи заводят постоянный разговор о женщинах-амазонках:

– А вот, говорят, в Древней Греции,– начинает кто-то,–
 – был такой остров, где одни лишь женщины-амазонки жили,
– так они мужиков к себе и на пушечный выстрел не подпускали,
– а тех, кого случайно приносила им буря, убивали на месте!

Подругам душевно близко отношение амазонок к мужчинам. История об амазонках - это единственное, что вызывает в их компании оживление и поднимает их настроение. Это связано с тем, что женщины в своем одиночестве ополчаются против лиц мужского пола, которые в этот праздничный день (и не только в этот день) забыли о них: никто их не поздравляет, им приходится танцевать без пар («и даже сами потанцевали»), а праздничные помады вытереть о пирожки и бутерброды. В конце стихотворения поэтесса вводит в текст диалог подруг, которые, прощаясь, подшучивают над собою. В их шутках проскальзывает ироническое отношение к самим себе. Праздник закончился, но именно в момент расставания женщины ощущают еще большую тоску и грусть в своих душах. Нет возлюбленного у Кати, который обратил бы на нее внимание и сделал бы ей комплимент. Нет мужчин у Лены и Светы, которые бы встретили их и проводили до дома через пустырь и черный парк. Нет любимого у Тани, с которым бы она разделила праздник и трапезу, и который, избавил бы ее от бытовых забот в этот день.

 –  До свиданья, Катя,–
     выглядишь чудно при домашнем свете неярком!
–  До свиданья, Лена,–
     тебе еще на троллейбусе, а там – через пустырь испуганными шажками!
– До свиданья, Света,–
    тебе направо, потом налево и – черным замерзшим парком!
–  До свиданья, Таня,–
     тебе еще мыть тарелки с недоеденными пирожками!..»

Несмотря на ироничное отношение Николаевой к Кате, Лене, Свете и Тане, боль о женской судьбе и женской доле, несомненно, присутствует в тексте.

В стихотворении «Три сестры» через изображение трех женских судеб, используя стилизацию народной песни, Олеся Николаева символически ставит вопрос о путях женской самоидентичности. Поэт не дает своим женщинам-персонажам имен. Они сами себя обобщенно называют три сестры (Здесь очевидно интертекстуальное сближение с драмой А. П. Чехова «Три сестры»).

«Три сестры нас было у матери,
 три сестры, три пути-дороженьки:
 одна – дорога семейная, многотрудная,
 другая – дорога узкая, монастырская,
 третья – дорога кабацкая, лиходейная.
Три сестры нас было у матери,
 три сестры, три огня, три свечечки:
 одна свеча – дом озаряющая,
 другая свеча – ладаном оплывающая,
 третья свеча – волоса опаляющая...
Три сестры нас было у матери,
 три сестры, три ростка, три деревца:
 одно – древо могучее, вширь растущее,
 другое – древо крестное, на ветру поющее,
 третье – древо черное да бесплодное, ни ростка не имущее...
Как сойдемся мы, три сестры, хоронить матушку,
 как во гроб тесовый ее, родимую, начнем укладывать,
 каждая по своей дороге подойдет с рыданием,
 каждая со своей свечой подойдет с молитвою.
И одна положит на могилку румяное яблочко
а другая – освященный мед небалованый,
 ну а третья – уронит слезу повинную,
 землю насквозь прожигающую, слов не вмещающую...

Представленные Олесей Николаевой три сестры, рожденные от одной матери, настолько непохожи, но каждой дорога любовь к матери. Само число три символизирует рождение, обновление, рост, созидание. В Христианстве - это доктрина Св. Троицы, которая позволила соединить в едином Боге Отца, Сына и Св. Духа . Так и сестры символически воплощают в себе тело, душу и дух. Свое предпочтение поэтесса отдает первым двум жизненным путям сестер, выводя их на первый план. Это дорога семейная, многотрудная и дорога узкая, монастырская. Первая дорога - это самореализация женщины в семье (свеча - дом озаряющая; древо могучее, вширь растущее). Символика дерева здесь восходит к Древу Жизни, связывающему сверхъестественные и естественные миры. Вторая дорога - самореализация женщины в собственной духовности (свеча – ладаном оплывающая; древо крестное, на ветру поющее). Тут символика дерева связана с Древом Познания. Изображения Христа, распятаго на дереве и принявшего на себя все грехи мира, символизировали спасение человеческой души. Третий путь – дорога кабацкая, лиходейная, по мнению Николаевой, не дает возможности женщине самореализоваться (свеча - волоса опаляющая; древо черное да бесплодное, ни ростка не имущее). Отметим, что огонь, как сильный активный элемент, символизирует и созидательные и разрушительные силы. Интересна и символика даров трех дочерей на могилу матери. Так, румяное яблочко, которое кладет первая сестра является символом любви, брака, весны, молодости, плодородия, долголетия или бессмертия и поэтому связано в христианской традиции с искушением. Однако Иисус Христос в образе Спасителя часто держит в руках яблоко или указывает на него, что служит символом спасения. Вторая сестра кладет на могилу мед небалованный. Мед - символ чистоты, вдохновения, красноречия, духовного совершенства, Божьего Слова и благословения Бога. В конце стихотворения, очевидно, что Олеся Николаева пытается обратить внимание читателя на третью сестру. Возможно, это связано с тем, что образ третьей сестры представлен, как образ женщины с распутной и греховной жизнью, несущей с собой разрушение и бесплодие (дорога кабацкая, лиходейная; волоса опаляющая; древо черное да бесплодное, ни ростка не имущее). Но не это главное - главное тут то, что автор предоставляет героине возможность покаяния: ну а третья – уронит слезу повинную,/ землю насквозь прожигающую, слов не вмещающую. Кроме того, на мой взгляд, для поэта эта героиня дорога еще и тем, что ее образу созвучны первые две заповеди блаженства: 1. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. (Нищие духом - смиренные и сокрушенные сердцем) 2. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. (Здесь не просто плачущие, но плачущие о грехах своих).

В стихотворении поэтесса использует некоторые излюбленные ею композиционно-синтаксические приемы — образный параллелизм, словесные повторы, анафору. Так, образной параллелью между отношениями в природе и жизни людей становится сравнение жизни сестер то с путями-дороженьками, их самих с огнем, то с ростком и деревцем. Эмоционально-выразительную нагрузку несут на себе словесные повторы: Три сестры нас было у матери, дорога, свеча, три, древо. Кроме того, автор использует анафору за счет которой словесный повтор получает особую выразительность, например, слова: три сестры, одна, другая, третья, каждая. Именно благодаря симметрии риторических украшений, сконцентрированных преимущественно в начале строки, поэт компенсирует метрическое и рифменное ослабление, отдаленно напоминая об аллитерационном стихосложении, использующем начальную рифму.

В первых сборниках Олеси Николаевой доминирует традиционная форма рифмованного стиха, но некоторые особенности поэтики, характерные для зрелой поэзии Николаевой - описательность и перечислительность в качестве сюжетно-повествовательного принципа, интерес к длинным нерегулярным размерам, эстетизация многочисленных бытовых деталей и попытка увидеть в них метафизическое начало — отчасти закладываются уже в первых книгах стихов. Позже Алла Марченко скажет о поэзии Олеси Николаевой: «… в ней сплавились и «золотой песок» классики, и архаика русского фольклора, и «пестрый сор» современного городского общежития». Многие критики возводят генезис ее творчества не только к традициям русской поэзии Серебряного века (ранний Пастернак, Мандельштам), но также к фольклору и к церковной литургической поэзии: именно здесь, по мнению критиков, начинают угадываться интонации и ритмика псалмов, риторические фигуры канонов, перечислительные нанизывания и “плетения словес”, свойственные акафистам. Акафист - церковная хвалебная песнь и молитвы Спасителю, Богоматери и св. угодникам. Критик Архангельский так и называет стихотворения Николаевой «акафистоподобными». Исследовательница Татьяна Бек усматривает «тенденцию свежей ритмики Олеси Николаевой, которая пишет длинной-длинной, сильно расшатанной строкой, <…> полурифмованным, словно бы «подпоясанным» верлибром. Это сейчас интонационно — самая живая и продуктивная линия, которая дает огромные возможности выхода поэзии в прозу, делает стиху разговорные инъекции, омолаживающие усталую лирику».

Выходом поэзии в прозу для Олеси Николаевой стали ее стихотворения в прозе «Апология человека». «Стихопроза» написана длинной строкой, в которой, как сказала критик Ирина Роднянская: «все меньше остается признаков мерности, даже акцентная основа сохраняется не всегда, и лишь «застежки» рифм свидетельствуют о том, что это речь складная. По мнению Роднянской, свежесть таких стихов Николаевой в том, что в них присутствует «прежде всего юмор, обращенный на себя столько же, сколько и на других, и парадокс, выбивающий мысль из ряда привычных представлений. Вот одно из таких стихотворений:

Жила одна прекрасная девушка в захолустье, в обшарпанном запуганном городке. И она повторяла: есть ли вообще в этой жизни какой-то смысл, если вот, например, где-то в дремучем лесу вырос прекрасный цветок, который никто никогда не увидит, то он – зачем? И сама же себе отвечала, что – да, и смысл есть, если, конечно, его красоту видит хотя бы Бог. А потом она вышла замуж за столичного человека в зеленых, ядовитого цвета, носках, с выраженьем отрыжки сытости на лице...

Так парадоксально заканчивается стихотворение, поначалу побуждающее читателя задуматься о смысле жизни, отсылающее читателя к библейскому контексту о прекрасном цветке, к словам Христа: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них» (Мф. 6:28-29). Героиня стихотворения - одна прекрасная девушка - размышляет о смысле жизни. Она задает себе вопрос: есть ли вообще в этой жизни какой-то смысл, если вот, например, где-то в дремучем лесу вырос прекрасный цветок, который никто никогда не увидит, то он – зачем? По сути, это тот же вопрос, который был задан в Евангелии: зачем Бог одевает так «траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь?» (Мф. 6:30) Или, как вслед за Иудой спрашивали ученики про миро, которое Мария вылила на Господа, — «к чему такая трата?» (Мф. 28:8). С человеческой, житейской точки зрения это бессмысленно. Девушка же сама отвечает на свой вопрос: да, и смысл есть, если, конечно, его красоту видит хотя бы Бог. Через прекрасный цветок, созданный Богом-творцом, автор открывает душу девушки навстречу Богу, оживляет в ней чаянье Царства Небесного. Безбожным созданием в стихотворении представлен муж прекрасной девушки, оказавшимся плоским, вымороченным и никчемным.

Философское осмысление жизни у поэтессы связано с ее пониманием женственности, красоты, ее способности менять свой облик. Алла Марченко в своей статье о творчестве Олеси Николаевой «У жизни женское лицо» пишет: «Олеся Николаева убеждена: у жизни, что с воплем встает на дыбы перед культурой женское лицо». От темы женской доли, женской судьбы на земле она переходит к теме человеческой судьбы в этом мире. В этот период Николаева говорит не столько о женщине, сколько о жизни, о человеке вообще, о духовности. Это точка отсчета для определения женской субъективности. В стихотворении «Женщина» природная красота женской внешности, проецируется Олесей Николаевой на внутренний, духовный мир человека.

«Вот женщина: что ей до идеала
не додано - она сама взяла.
Гляди - уже у щек свежо и ало,
и голубая тень у глаз легла.

Бровей цепочки здесь всего капризней,
в реснице каждой - тайное письмо.
Тут что ни прядь, то весть о лучшей жизни,
и знанье древнее здесь говорит само.

Взгляни на женщину - то в дымке, то в лазури,
в цветах и бабочках она еще нежней.
И ты нуждаешься в подобной процедуре,
душа надменная
с несвежестью своей!»

Для Николаевой красота женщины природная. Знаками женской красоты в стихотворении являются щеки, глаза, брови, ресницы. По мнению Николаевой, женщина может «сделать» свою внешность. Знаками женской привлекательности и сексуальности также станут дымка, лазурь, бабочки, цветы. Смысл, на мой взгляд, раскрывается в следующем: внешнюю красоту навести легко, а вот что делать с надменной душой, если она не чиста! Тут уже невольно вспоминается та красота - нравственная, о которой писал Федор Михайлович Достоевский. И, согласно Николаевой, человек должен заботиться о своей душе с таким же рвением, как женщина заботится о своем теле и внешности. В восклицании автора: И ты нуждаешься в подобной процедуре, душа надменная с несвежестью своей! читатель ощущает некоторые нотки требовательности, которые так характерны для дальнейшего творчества Олеси Николаевой. По всей видимости, это связано с тем, что поэтесса не приемлет современное состояние общества. Анализируя определенные тенденции, происходящие в обществе и культуре, Олеся Николаева подчеркивает: «Безусловно, общество в культурном отношении деградирует. Нарождается новый человек, человек очень страшный, человек-потребитель, человек, которым правят исключительно природные инстинкты. Он обречен на страшное одиночество, потому что считает, что вся полнота истины, вся правота заключена в нем самом. В такой ситуации он вынужден заполнять чем-то свое одиночество, маскировать его, то организовывая какие-то партии, секты, клубы, то глуша себя пивом, водкой, наркотиками, то, напротив, целиком уходя в бизнес, в делание денег, в погоню за престижем. Происходит ужасное опошление человека, оторванного от своих исторических корней и забывшего о том, что есть небо». По мнению Олеси Николаевой жизнь такого человека духовно (да и физически) обречена на смерть.

Свое представление о современном состоянии общества и его воздействии на женскую душу, на возможность ее самоопределения, Олеся Николаева рассматривает в стихотворении «Здесь уже давно не летают птицы».

Здесь уже давно не летают птицы —                                
только голуби с воробьями пространство тратят.
Здесь соседская дочка мечтает уйти в блудницы —
говорит: у них жизнь интересней и больше платят.
Впрочем, здесь слова перепутаны — словно пакля,
разве что затыкают щели к скончанью века.
И когда потолкаешься с биржевиками — маклер
сам вдруг выглянет из тебя, отгибая веко...
Как легко поддаться на это веденье мер, уловок
и причинно-следственных скреп — эти все сквозные
линии сериалов, маркетингов, маркировок...
Я все буквы угадываю, особенно заказные!
А царевна-жизнь, как пленница чародея,
то корысти ищет, то копит злую сутулость.
И любая синица в руке у нее, немея,
задыхается... Она уже задохнулась!

Жизнь предстает в женственном царственном облике: царевна-жизнь, которая становится пленницей чародея. (Тут ощущаем использование фольклорных образов, указывающих на мотив русских народных сказок о похищении царевны колдуном. А также интертекстуальную связь с текстом стихотворения А. Блока «Россия»: «Какому хочешь чародею,/ Отдай разбойную красу»). Полет птиц (птица как знак души, знак высокого, нравственного в человеке) ассоциируется с свободным полетом человеческих жизней, со свободой духа человека. Однако в стихотворении нет свободной души, нет настоящей нравственности. Голуби и воробьи, как мне думается, являются выразителями мужского начала, а синица - женского, образы которых обрамлены в кольцевую композицию. Воробей - символ бойкости, плодовитости; в западном искусстве, где блудницу представляли в виде женщины с воробьем в руках, воробей символ сексуальности. Голубь - помимо символики чистоты, мира, надежды, также символ любви и сексуальности.

На мой взгляд, главным героем этого стихотворения становится современная business-woman, которая, уподобившись мужчине, начинает заниматься бизнесом. («Здесь соседская дочка мечтает уйти в блудницы -/ говорит: у них жизнь интересней и больше платят»). Блудница в нашем понимании этого слова выходит из ореола традиционной, ей свойственной, женственности и не является буквально падшей женщиной. Падшей, скорее всего, она будет духовно. Кроме того, блудница - это еще и та, которая все время где-то блуждает, не находится дома. По всей видимости, Николаева обращает внимание читателя на массовый уход женщин из домашней обстановки. Женщина, почувствовав власть и жажду накопительства в себе, отправляется в поисках денег и становится маклером («И когда потолкаешься с биржевиками — маклер/ сам вдруг выглянет из тебя, отгибая веко...») Поэтесса подчеркивает, что такому состоянию женщины, в роли маклера, способствует информация, выполненная по заказу, представленная средствами массовой информации. Особенно - реклама, заполонившая современные телевидение и радио и внушающая женщинам «западный» образ жизни. («Как легко поддаться на это веденье мер, уловок/ и причинно-следственных скреп — эти все сквозные/ линии сериалов, маркетингов, маркировок.../ Я все буквы угадываю, особенно заказные!»). Гендерное лицо женщины меняется, она становится другой по отношению к самой себе. Занимаясь мужскими профессиями, женщина способна самоопределиться в мужском мире. Однако, переосмысляя русскую пословицу: «Лучше синица в руке, чем журавль в небе», Николаева выражает мысль, что погоня только за материальными ценностями приводит к смерти души человека. Так, женщина-бизнесмен, воплощенная поэтессой в образе синицы (как знаком материального, ощутимого в руке), задыхается в чуждой ей изначально среде бизнеса.

Олеся Николаева пытается постичь «внутреннего человека» и как-то помочь его заблудившейся душе. Это внимание к духовной человеческой сущности особенно проявляется в стихотворении «Человек». Человек здесь представлен мятущимся, жалким, которого спасти может только любовь. Современный человек, во многом приспособившийся к жизни, но сомневающийся, задающий себе вопросы, он весь сотканный из противоречий: то безжалостно корит себя: «Так вот тебе и надо!/ Так и надо тебе!», то сокрушается и успокаивает себя «За что? За что мне все это?». В целом он отличается большим непостоянством, что и приводит его к вечной суете. Он начинает запутываться в собственной жизни. По мнению Николаевой, единственное, что может спасти такого человека - Любовь: «Да как же, в конце-то концов,/ можно любить такого!/ Да что ж это будет с ним,/ если его не любить? Духовно мятущийся человек представлен и в стихотворении «От себя устаешь, как от братоубийственной розни»:

От себя устаешь, как от братоубийственной розни
или отложенной казни
Возникают сомненья в честности собственной жизни,
в ценности собственной чести,
в доброте без корысти,
в любви без фальши…
Можно было б продолжить дальше.
Начинается время самоедства и самобоязни.

Сомнения в фундаментальных ценностях - в честности, доброте, любви - сближают мужчину и женщину. Гендерно-половая неразличаемость подчеркивается в стихотворении анафорой от себя. Женщина унифицируется, лишь в одной строфе присутствует женское имплицитное «я» - от себя самой чудес ожидать. Перед нами этот усталый человек все-таки не теряет способности рефлексировать. Внешне монологическая форма стихотворения используется поэтессой для определения внутреннего состояния героини (кто я есть). Нельзя не обратить внимания на внутреннюю энергию стиха, то убывающую, то возрастающую. Для создания этой энергии Олеся Николаева использует непривычно длинную, с изломом цезуры строку. Чередование пауз словоразделов на равных композиционных местах внутри стиховых строк создает особый поэтический ритм стихотворения, который несет на себе функции смысловой интонации. Эти паузы словно необходимый вздох после предпринятого усилия, грузная строка, словно тоже что-то преодолевающая, поднимающая тяжесть (Степанян). Человек здесь весь в сомнениях, в усилии, постоянно стремящийся преодолеть себя,– ослабевающий, падающий, негодующий на свою слабость; как будто желающий стать чем-то другим, нежели то, что он есть на самом деле. В воспоминаниях о самой себе Олеся Николаева пишет: «И какое же заблуждение, когда я по молодости начинала думать, что я сильный человек. Это самая большая неправда. На самом-то деле я очень слабая, ранимая, иногда – малодушная». Человек пытается убежать от себя:

                 От себя бежишь, как от каверзы, подвоха, навета,
                 как от труса, потопа, нашествия иноплеменных
                 и прочих бед…
                И тогда вдруг становится тихо-тихо,
                и ничего, кроме света,
               кроме света и радости, оказывается,
               в мире нет!

Это бегство от себя и от жизни, но, по мнению Николаевой, есть нечто такое в мире, что дает возможность человеку жить. Это свет и радость. Как мы говорили выше, эта символика света связана с божественной истиной. В одном из интервью, Олеся Николаева выразила уверенность, что человек не смог бы прожить без помощи Божией и святых. «И сама с собой вести беседы, Божий Промысел в ответчики призвав» - вот главное жизненное кредо лирической героини Олеси Николаевой. И тогда становятся понятными слова Олеси Николаевой на вопрос, есть ли выход у человека, она ответила: – Выход у человека всегда есть, поскольку есть Бог. Если человек не обратится к своему Творцу и Промыслителю, жизнь его так и пройдет бессмысленно и бесплодно. Как бы он ни упрочивал свое земное положение, как бы ни упивался наслаждениями, как бы ни богател, он всегда будет «несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг». Отсутствие смыслообразующей деятельности и есть главная беда нашего времени. Смысл человек может найти только в служении абсолютной ценности, в Боге. И это имеет к нашей действительности самое непосредственное отношение, ибо наши прагматические задачи решаются через решение задач трансцендентных. Если Россия не обратится к Богу и его церкви, она так и останется притчей во языцех – нищей, несчастной, обманутой, преступной, страшной, обреченной страной. Как бы России не услышать грозный глас Божий: «Но имею против тебя то, что ты оставила первую любовь твою!» Первой же ее любовью было православие.

Критика отмечала, что Олеся Николаева в своей поэзии склонна к некоторой назидательности. Так, например, критик Александр Архангельский, говоря о поэзии Олеси Николаевой, отмечает склонность поэтессы к нравоучению: «…Мотивы стихов Олеси Николаевой в большинстве своем традиционны и как бы даже не «церковны». <…> Развернуть чисто литературную традицию лицом к небу, ввести светскую тему под церковные своды Олеся Николаева умеет: но как только она пытается реализовать сакральный образ или священный мотив «мирскими» средствами - лирический напор слабеет, краски выцветают, страдание вытесняется нравоучением». Ирина Роднянская в статье «Назад к Орфею» придерживается почти того же мнения, называя поэзию Николаевой нравоучительной и душевоспитательной : « Стихи Олеси Николаевой <…> учат жить, учат правильной постановке души, ее самопознанию; притом слово «учат» прошу понять буквально, ибо поучение есть не только их цель, но и их жанр, давний как сама словесность, пришедший еще из тех времен, когда в ней собственно-художественное, поэтическое начало сливалось с началом ораторским, риторическим, и было подчинено задачам, стоявшим над искусством».

Сама же Олеся Николаева опровергает эти мнения, приводя слова А. С. Пушкина: «Но еще Пушкин гениально сказал: «Цель поэзии - не нравоучение (и не что-либо другое, заметим в скобках- О.Н.), а идеал». Для поэтессы эти слова великого поэта становятся «правилом творчества». Для нее они соотносятся с евангельским текстом: «Наипаче ищите Царства Божия, и это все приложится вам» (Лк. 12:31). И далее она подчеркивает: «…я своих героев люблю, я не желаю их погибели, я стараюсь всегда, что бы они ни сотворили, оставить им возможность покаяния, преображения и святости. <…> Мои герои – еще не святые, они лишь на пути к святости, и на этом пути – это живые люди, в которых пока не все страсти преображены, не все комплексы преодолены, не все заблуждения изжиты. Но ведь главное, что говорит Бог человеку: «Сыне, отдай Мне сердце»... Так вот, все они «горе имеют сердца»: просят – и получают, ищут и находят, стучат – и отворяют им. Это и есть – настоящая жизнь, которая строится на отношениях души и Бога, Бога и души, а все прочее – так, пестрое коловращение, прах, егоже возметает ветр от лица земли».

Знакомясь с творчеством Николаевой, мы убеждаемся в том, что в ее женских стихах нравственные оценки согласуются с религиозной православной духовностью. Она является тем пространством, в котором женщина самоопределяется, идентифицирует свою гендерную принадлежность. Но, по убеждению поэтессы, это возможно, если в этом пространстве находится и мужчина. Как говорит сама Николаева, осваивая свой духовный опыт в творческом процессе, она «пыталась держаться за стены храма». То же присуще и ее лирической героине, самопознание и самоутверждение которой происходит через диалог с Богом:

Текст твердя молодой и кондовый,
 подбоченясь, с улыбкой стальной,
 я хочу быть богатой-здоровой,
 а не бедной-усталой-больной!
Моря! солнца! цветов! винограда!..
 И услышала я с высоты:
– Все, что хочешь, Я дам тебе, чадо,
 но без этого ближе Мне ты!

В этом диалоге близостью человека с Богом является преображенная земля и человеческая жизнь, как Божий дар. Олеся Николаева говорит о великой любви Бога-Отца к человеку. Вопрос же о любви человека к Богу остается открытым, ведь далеко не все герои Николаевой (в отличие от автора) открыли в своих душах путь к Богу. Согласно Олесе поэтессе, этот путь станет возможным лишь тогда, когда человек,– скорбящий, страдающий, переменчивый, обидимый и обижающий, - поймет, что у этого мира есть Центр и Источник, дающий все необходимое для жизни человека, имя которого Бог.

Если верить Господу, то все здесь – добро зело.
 Даже смерть на миру красна, и торжественны в красной митре
бедность и одиночество... Ибо всякой свече – светло,
 и разлука поет псалмы, и печаль играет на цитре

(Из стих. И разлука поет псалмы).

Поэзия Олеси Николаевой религиозна, потому что это еще и поэзия милосердной любви. Любовь спасает человека от одиночества. В этой религиозной любви присутствует и жалость, и милосердие к «униженным и оскорбленным». В стихотворении «Полустанок» открыто говорится о прочной связи лирической героини с «униженным» героем: Полустанок мерещится, девушка/ городок захолустный снится,/ и сюжет начинает раскручиваться,/ и поезд во тьму несется./ И кажется - этот, уехавший/ на кого-то учиться,/ к ней никогда не вернется./ Отчего-то чужая эта история/ до слез меня ранит,/ и от этого полустанка/ мне уже никуда не деться. Расставшиеся женщина и мужчина у Николаевой лишенные любви, оба проживают несчастливую жизнь. Она - годами мучительной безответности/ не смутится,/ и, наконец, вымолит, выкупит,/ выстрадает его у Бога, Он - постаревший, загнанный, заплаканный-/ возвратится.

Христианское миропонимание поэтессы - Бог есть Жизнь, Жизнь есть Любовь - является основой отношений мужчины и женщины. Любовь есть страдание, без которого невозможно Блаженство и счастье. Для Николаевой любовь между мужчиной и женщиной вечна, ей не страшны разлука и расставанье. Женщина, которая не верна своему чувству, согласно поэтессе, теряет свою субъективность, в ее самосознании она перестает быть личностью и становится как все. Олесе Николаевой же такая позиция женщины не близка. Поэтесса с грустью вопрошает: «…Неужели она, как все, - / шаль на плечи накинет, пойдет извечным/ бабьим - бабкиным, материнским путем -/ махнет рукою/ и сойдется с первым, или вторым, или третьим/ встречным,/ чтоб на нем отыгралось сердце/ всей обидою, всей тоскою?» Лирический персонаж Николаевой - женщина, может стать сильной, стойкой, если в своей душе обретет Бога: Или все-таки она встанет - / дерзновенно, строго/ и годами мучительной безответности/ не смутится,/ и, наконец, вымолит, выкупит,/ выстрадает его у Бога,/ и он - постаревший, загнанный, заплаканный - / возвратится.

Интересен тот факт, что, автор книги «Второй пол» Симона де Бовуар называет такую женщину богоискательницей. Она пишет следующее: «Любовь к мужчине и любовь к Богу переплетаются в ней (в женщине) не потому, что вторая является сублимацией первой, а потому, что первая также представляет собой порыв к трансцендентному, к абсолютному». Симона де Бовуар считает, что «влюбленная женщина хочет спасти свое случайное существование, соединив его с Целым, воплощенным в суверенной Личности» (это может быть как мужчина, так и Бог). Женщина, находящаяся под воздействием «любовных чар» мужчины, по убеждению философа, теряет собственное «Я», одновременно, «становясь богоискательницей не в состоянии воздействовать на мир, не может вырваться за рамки своей субъективности, обрести подлинную свободу. Единственная возможность обрести ее - стать позитивно действующим членом общества». По-другому думает Олеся Николаева. Это мое убеждение вытекает из анализа ее творчества. Нельзя не согласиться с характеристикой Олеси Николаевой, зафиксированной в Биографическом словаре «Русские писатели 20 века»: «Христианская просвещенность, представления об эстетической убедительности Православия и церковной жизни в значительной мере определили своеобразие стиля Николаевой, причем тематика и поэтика ее стихов и прозы 80-90-х гг. связаны с сознательным и деятельным отстаиванием христианских ценностей в обществе; в ее творчестве естественно растворено религиозное сознание».

Улицы, улицы, улицы - в огне.
Эти улицы - во мне, и огонь - во мне:
скоро город загорится, пригородом полыхнет…
А сгорит - так от меня отдохнет

Потому что я живу - на весу,
а так много истоптала дорог.
А на исповедь тот пепел снесу - 
так простят меня священник и Бог.

Потому что мое сердце - в крови,
в ранах, терниях, волчцах и рубцах.
А признаюсь я в пристрастной любви - 
тот же город обрету в небесах.

Тот же город, но в сиянье ином,
в несгораемом прохладном окне.
А на башенке, в окне слюдяном
кто-то ждет и улыбается мне».

В стихотворении «Улицы» поэтесса, с одной стороны, представляет внешние дороги города. С другой стороны, это внутренние дороги души человека, символизирующие путь человека в «Град Божий» (Св. Августин). И снова, как и в первом стихотворении ее творчества, Николаева обращает внимание читателя на образ окна, раскрывающий вход человеческой душе в иной мир добра и любви. Для Олеси Николаевой и ее лирической героини с Боговоплощением на землю пришла новая эстетика, новое понимание прекрасного и безобразного. Прекрасное отныне пребывает там, где дышит Дух, где сияет свет Преображения, где приоткрывается Царство Небесное. В масштабе всего мира победа Христа может совершиться только тогда, когда Христос вселится в сердце каждого человека. Преображение мира начинается с преображения человеческого сердца, в котором происходит мистическая встреча с Христом. На этом фоне главным чувством остается Любовь - деятельная, примиряющая и сострадающая. Единственная, быть может, сила, которой суждено уберечь современный мир от катастрофы - и ядерной, и духовной.

Хостинг от uCoz