ГЛАВА I. ЖЕНСКАЯ ПАРАДИГМА СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРНОЙ СИТУАЦИИ

Вторая половина XX века в мировой культуре прошла под знаком переосмысления в ней роли женщины. Связано это, несомненно, с мощным феминистским движением, распадающимся на множество течений (либеральный, радикальный, марксистский и т. д. феминизм) и занятым, в целом, устранением социокультурной дискриминации по половому признаку. Исследовательница Анастасия Денищик пишет: «…приверженцы исторической феминологии предприняли попытку увидеть женщину в истории, описать их меняющийся в разные эпохи социальный статус, роли, учесть в истории женский опыт». В конце 1980-х годов феминистские исследовательницы постепенно переходят от критики патриархата и изучения специфического женского опыта к анализу гендерной системы, которая определяет и описывает отношения между полами - мужчиной/ женщиной - не с точки зрения биологических различий, а прежде всего с точки зрения социальной роли обоих полов в социуме. Таким образом, гендер - это социальный пол.

Понятия феминный и маскулинный стали активно использоваться вместе с разработкой концепции гендера и употребляются в гендерных исследованиях для обозначения культурно-символического смысла "женского" и "мужского".

Стремление систематизировать позиции феминистского движения, понятие гендера дано в исследованиях наших соотечественниц О. Ворониной, Т. Клименковой, М. Малышевой, И. Жеребкиной, Н. Габриэлян и др.

Гендер как культурная метафора осмысляется и в философии постмодернизма, где затрагивается культурно-символическая природа гендера. Данная линия анализа развивается в основном французской постструктуралистской традицией (Люси Ирригарэ, Элен Сиксу, Юлия Кристева), где весьма заметно влияние идей деконструктивизма Ж. Деррида.

В гендерных исследованиях существует два подхода. В данном подходе структура женской субъективности определяется через категорию инаковости (женщина - это Другое по отношению к мужчине).

Проблему женского начала поднимала еще в 1949 году в своей книге «Второй пол» Симона де Бовуар. Автор книги поднимает множество вопросов, связанных с женщиной: что такое «женский удел», что стоит за понятием «природное назначение пола», чем и почему положение женщины отличается от положения мужчины, способна ли женщина состояться как полноценная личность, и если да, то при каких условиях, какие обстоятельства ограничивают свободу женщины и как их преодолеть? Согласно утверждению автора книги, Женщиной не рождаются, ею становятся. В основе возникшей проблемы находится древнейший конфликт - это конфликт между мужчиной и женщиной, который Симона де Бовуар связывала с преобладанием в мире маскулинной культуры, где женщина рассматривается как «Другое» по отношению к мужчине и созданным им традициям. Как отмечает С. де Бовуар, женщина «самоопределяется и выделяется относительно мужчины, но не мужчина относительно неё; она несущественное рядом с существенным. Он – субъект, он Абсолют, она – Другой.<…> Женщина воспринимает себя как несущественное, которому никогда не превратиться в существенное, потому лишь, что она сама не осуществляет это превращение». Откуда же в женщине такая покорность? Автор связывает это с тем, что «пара «мужчина - женщина» изначальна и неразрывна, обе ее половины прочно спаяны друг с другом; расщепление общества по полам невозможно. Такова существенная особенность женщины: она Иное внутри целого, состоящего из двух необходимых друг другу начал». В схеме, предложенной Симоной де Бовуар, получается, что женщина не отстаивает себя как субъект потому, что не имеет для этого конкретных средств, ощущает неразрывную связь с мужчиной и зачастую роль Вторичного Иного ее устраивает, то есть в таком случае она может ощущать себя счастливой. Но главным образом в книге «Второй пол» автора интересуют перспективы личности на пути не к счастью, а к свободе. (Поскольку счастье - категория относительная). До тех пор пока не будет устранена особая «ситуация» женщины, которая создает в женщине пределы ее личностного развития и делает ее продуктом цивилизации, истинная свобода для женщины невозможна. Свобода женщины, по мнению Симоны де Бовуар, заключается в ее реальном профессиональном труде. Женщина обретет себя в мире «лишь тогда, когда достоинство любого человеческого существа будет зависеть не от его принадлежности к тому или иному полу, а от тех успехов, которых человек, преодолевая трудности, добьется в своем свободном существовании, - лишь тогда история, проблемы, сомнения и надежды женщины и всего человечества сольются, и в своей жизни и творчестве женщина будет стремиться приоткрыть тайны мира, а не только своей личности. Но до тех пор пока ей приходится бороться за свое человеческое достоинство, она не может стать созидательницей». Автор полагает, что женщина может и должна быть свободной, но к этому должно стремиться все общество: «В существующем мире человеку надлежит добиться торжества царства свободы: и чтобы одержать эту высшую победу, в числе прочего мужчине и женщине необходимо возвыситься над своими естественными различиями и заключить между собой подлинно братский союз».

Многие современные мыслители - мужчины приходят к выводу (как и феминистские исследовательницы) о «женском» качестве нашей современности: о превосходстве женской эстетики над мужской говорят Ж. Деррида, Ж. Бодрийяр; о преимуществах женского менталитета как объектно-субъектного в отличии от мужского - сугубо объектного пишет И. Смирнов. Эти утверждения вытекают из постмодернистского сознания авторов. Следовательно, источник повышенного внимания к категории женственного следует искать в философии постмодернизма (постструктурализма) с ее кризисом иерархии ценностей, гносеологическим, этическим и эстетическим релятивизмом, фрагментарностью и хаотичностью суждений. Философская концепция постструктурализма определяет структуру женской субъективности вне всякого соотношения с внешним Другим, т. е. через построение собственной, независимой, уникальной топологии женского (структурная женская субъективность осуществляется вне ее соотношения с мужской). Основным в данном подходе стало влияние философии Жиля Делеза, для которого основной структурной характеристикой субъективности является феномен желания. Основным критерием желания для женщин стал критерий становления. Поскольку в традиционной культуре женщина определялась через отсутствие в структуре женской субъективности параметра желания, (она не обладала собственным желанием, но воплощала объект желания для мужского субъекта), то в концепции Ж. Делеза происходит самостоятельное «становление-женщиной». Так, исследовательница Жеребкина подчеркивает: «Желание лишь тогда имманентно себе, считает Делез <…>, когда из него исключен Другой и его цензура: ведь именно Другой устанавливает границы желанию, структурирует и квалифицирует его. Чтобы освободить желание, необходимо исключить Другого». Но в таком случае становится невозможным воспроизведение и бинарных патриархатных оппозиций мужского и женского в культуре. Однако большинство женщин, исследователей гендерной теории, используют традиционный бинарный теоретический набор: мужское-женское, субъект-объект, активное-пассивное и т. д.

Интересна точка зрения американской исследовательницы Джудит Батлер, для которой в противовес феминизму понятие женщины не обозначает некую коллективную идентичность. Для Джудит Батлер представляется невозможным вычленить «пол» из пересекающихся политических и культурных напластований, благодаря которым он неизменно производится и поддерживается. Поэтому само понятие женщины становится для автора причиной беспокойства, так как порождает множество споров, являясь, само по себе противоречивым термином. Джудит Батлер пишет: «Если некто «есть» женщина, то это еще не обязательно значит, что это единственная его ипостась; понятие неудовлетворительно <…> потому, что пол пересекается с расовыми, классовыми, этническими, сексуальными и региональными модальностями дискурсивно конституированных идентичностей».

Таким образом, исследовательница допускает возможность формирования множественных и более разнообразных идентичностей. Согласно Джудит Батлер, пол является искусственным изобретением, в результате чего оказывается, что, говоря словами Батлер, «понятия мужчина и мужское могут легко означать как женское тело, так и мужское наоборот». Джудит Батлер приходит к выводу о том, что пол всегда был исключительно продуктом культуры. Она утверждает следующее: «не существует гендерной идентичности до и помимо проявлений гендера; эта идентичность перформативно конституируется теми ее «проявлениями», которые считаются результатами ее существования". Таким образом, Джудит Батлер утверждает, что понятие «гендер» является «перформативным» по своей сути. Вот почему отношения между мужчиной и женщиной для Батлер не могут быть представлены в экономии означивания, в которой мужское начало «изначально создает замкнутый круг означающего и означаемого». Таким образом, идентичность женщины (впрочем, как и мужчины), согласно концепции исследовательницы, не имеет изначальной сущности, и женский пол не может быть цельным единым субъектом. Данное утверждение позволяет нам сделать вывод о том, что за всем этим стоит поведение человека в определенной ситуации, а не то, кем он является биологически, оставаясь в рамках сформировавшей его культуры.

Исследовательница Тереза де Лауретис также ставит вопрос о гендере, как о социальном формировании женщины и мужчины, добавляя к нему семиотическое производство субъективности. Для де Лауретис становится важным переплетение «внешней» социальной реальности и «внутреннего» мира субъективности. В своей книге «Риторика насилия» Тереза де Лауретис высказывает свои соображения относительно семиотического производства гендера в пространстве между риторикой насилия и насилием риторики. Она утверждает, что насилие рождается в репрезентации. Понятие языка, который сам производит насилие, для автора неотделимо от существования насилия риторики. Репрезентация насилия, согласно де Лауретис, неразрывно связана с понятием гендера. Специфические характеристики гендера социально конструируются и предопределяются, в результате, по Лауретис, именно это ставит мужчин и женщин в антагонистические и ассиметричные отношения. За основу Тереза де Лауретис берет описания случаев взаимоотношения насильников и их жертв, что, по мнению автора, вполне может приравниваться к взаимоотношениям мужчин и женщин. Она утверждает: «Интересы мужчин и женщин или, <…>, насильников и их жертв совершенно противоположны друг другу в практиках социальной реальности и не могут быть риторически примирены". Тереза де Лауретис говорит о том, что в культуре зачастую репрезентация принимается за миф. Она приводит пример закрепления понятия «гендер» в мифической литературе: «…герой мифической истории должен быть мужского рода независимо от рода персонажа, так как препятствие, в чем бы оно ни воплощалось (в сфинксе или драконе, колдунье или злодее), в морфологическом плане всегда женского рода и на самом деле выполняет функцию лона, земли, пространства его движения. В тот момент, когда он пересекает границу и проникает в иное пространство, вымышленный субъект конституируется в качестве человека и мужчины: он предстает активным принципом культуры, учредителем индивидуальности, созидателем различий. Женщина же выступает как то, что неподвластно трансформации, жизни или смерти: она (оно) является элементом пространства сюжета, топосом, противодействием, формой и материей». По мнению Терезы де Лауретис, для субъекта женского пола гендер находится в состоянии предельной декострукции, а также определяет незыблемую основу «пропасти значения». Это явилось важным в дополнении к теории Джудит Батлер. Тереза де Лауретис объясняет: «Его (гендер) должно понимать не как «биологический» признак, который существует до и прежде означивания, и не как культурно сконструированный объект мужского желания, но как семиотический отличительный признак - различное производство референций и значения».

Таким образом, исследователи гендерной теории констатируют: в мире за последние несколько тысячелетий доминирующей является патриархатная парадигма мышления, которая определила значения понятий «мужского» и «женского» начал в обществе. Классифицирующую роль в построении модели мира выполняет символика мужского и женского, данная через противопоставление. «На уровне культуры весь мир (и природный, и вещно-предметный) оказывается сексуализированным, т. е. разделенным на две части по признаку мужское (наполненность, форма /женское (пустота, бесформенность)». В большинстве культур, говоря словами исследовательницы Нины Габриэлян, «мужское» отождествляется с духом, логосом, культурой, активностью, силой, рациональностью, светом и т. д. «Женское» — с материей, хаосом, природой, пассивностью, слабостью, эмоциональностью, тьмою… Причем «мужской» символьный ряд расценивается в этой парадигме как более значимый, более ценный для человечества и мира, нежели «женский». Так возникает понятие гендерной роли и в некоторых обществах ролевые поведения могут быть поляризованы: пассивность - женская роль, а активность - мужская. Постструктуралистская философия, отказываясь от признания единой истины, считает невозможным претендовать на универсальность и абсолютность любого суждения о мире, человеке. Отсюда и возникает, согласно Ж. Деррида, критика метафизики и деконструкция фаллогоцентризма (признание мужского начала и мужской логики) современной культуры. Только интуиция, алогичность, метафоричность, иррациональность, по мнению постструктуралистов могут быть инструментами приближения к вечно изменяющейся и ускользающей истине. Ж. Деррида прежде всего занимается деконструкцией метафизических понятий. Происходит некая смена знака: то, что раньше считалось приоритетом мужского ума - логоцентризм, бинарное мышление - теперь подвергается деконструкции, преодолевается, а женская алогичность, иррациональность, противоречивость становятся признаком мышления нового человека независимо от его половой принадлежности. У постструктуралистов любой субъект будь то мужчина или женщина пассивен, так как личность, по Деррида, не имеет центра, ядра, она есть система отсылок, система отношений разных текстов (сознание есть некий бесконечный текст).

Итак, современный человек нецелостен, у него нет четких границ, в нем нет разделения «своего» и «чужого», так как сознание человека, состоящее из текстов-фрагментов, есть часть общего бесконечного текста мира - культуры. Это означает, что традиционная оппозиция мужское/ женское не действует. Сторонники гендерного подхода к взаимоотношению полов пришли к выводу, что «различие по признаку пола не задано и не закреплено природой: оно осуществляется человеком. Оно является культурным конструктом и изменяется вместе с культурой».

Задача гендерной психологии - деконструкция гендерных стереотипов, так как образы «настоящий мужчина», «настоящая женщина», навязываемые социумом, по мнению психологов, негативно влияют на психологическое состояние современного человека. Современная исследовательница гендерной психологии Ш. Берн считает, «что современному человеку желательно обладать примерно равным количеством мужских и женских черт». Это можно расценивать как своеобразное возвращение к психологии андрогинизма, имевшей место в русской философии пола культуры Серебряного века. Этот вопрос был затронут русским философом Николаем Бердяевым в его философском труде «Философия творчества, культуры и искусства», а также в статье «Метафизика пола и любви». Согласно Бердяеву, пол есть мироощущение человека. В нем находится точка пересечения двух миров (духовного и физического) в организме человека. В ней скрыта тайна бытия. Кроме того, в поле есть точка пересечения человека с космосом, поэтому категории пола, - мужское и женское, категории космические, а не только антропологические. За основу своей теории Бердяев берет христианскую символику Христа и его церкви и связывает ее с космической мистикой мужского и женского, с космической брачной тайной. Бердяев пишет: «В миропорядке мужское и есть по преимуществу антропологическое, человеческое начало, женское - начало природное, космическое. Мужчина-человек через женщину связан с природой, с космосом, вне женского он был бы отрезан от души мира, от матери-земли. Женщина вне связи с мужским не была бы вполне человеком, в ней слишком сильна темная природная стихия, безличная и бессознательная. В женской стихии, отделенной от мужской нет личности». Следуя учению Я. Беме, Бердяев говорит, что мировая дифференциация человека на мужчину и женщину не может окончательно уничтожить изначальную бисексуальность, андрогиничность человека, по его словам, «образ и подобие Божье в человеке». Поэтому человек всегда стремится к обретению в себе андрогина - девы-юноши. Бердяев утверждает, что и сексуальная жизнь человека не что иное, как мучительное искание утерянного человеком андрогинизма, воссоединение мужского и женского в целостное существо. Философ в соединении «мужского» и «женского» начал усматривает возникновение нового человека. Но этот новый человек никак не связан у Бердяева с физическим рождением ребенка. По Бердяеву, половое влечение есть творческая энергия в человеке, но в природной половой жизни не достигается соединения мужа с женой, нет в ней и творчества вечного бытия. «Рождение отнимает энергию от творчества. Творческая гениальность враждебна стихии рода, с трудом совместима с деторождением. В рождающем сексуальном акте всегда есть порабощение личности и надругательство над творческими порывами», - пишет Николай Бердяев.

Смешивать пол с родом, любовь с родовым инстинктом, согласно Бердяеву, не следует, так как в роде и родовом инстинкте нет ничего личного и индивидуального. Все это отдаляет человека от человеческого, а напротив, сближает его с природной стихией, которая одинакова у всех людей и имеет общность мира человеческого с миром животным. Философ считает положительным лишь явление абсолютного Человека в творческой силе и славе. Вот почему женское начало, в корне связанное с рождением, является порабощающим. Освобождение человека Бердяев связывает с культом Вечной женственности, которая связана с новой Евой, с Девой Марией и вхождением Христа в мир через ее «просветленную женственность». Но все же, на его взгляд, новый человек и творческая тайна о человеке еще не раскрывается в культе Вечной женственности: «Новый человек есть прежде всего человек преображенного пола, восстанавливающий в себе андрогинический образ и подобие Божье, искаженное распадом на мужское и женское в человеческом роде. <…> Христианский культ вечной женственности весь еще в старом дроблении полов. Творческой мировой эпохе присущ будет не культ вечной женственности, а культ андрогинна, девы-юноши. <…> В нем раскроется тайна о человеке. И путь к этому соединяющему откровению лежит через любовь». Но любовь в этом мире для Бердяева трагична, потому что «дробится в эмпирическом мире объектов любви». Мужчина и женщина, по мнению Бердяева, должны стремиться к воссоединению, а не вражде и раздору. По сути, для него не существует лиц противоположного пола, они слиты. Бердяев так и называет Другого - мое другое «я». Любовь у него - это мистическое слияние: «Нужно найти и полюбить свое другое «я», живую, цельную личность, и тогда оторванность от всякой реальности мира уже прекращается. Полюбить нужно не для образования родовой семьи, всегда эгоистически замкнутой, миру противоположной, личность поглощающей, а для мистически-любовного слияния всех существ мира, всех вещей мира». Вот почему мы так часто находим у философа скептическое отношение к женскому эмансипационному движению. С одной стороны, он солидарен с ним в вопросе высвобождения личности в женщине, считая это благом и справедливостью. Но, с другой стороны, автор упрекает женскую эмансипацию в тенденции против смысла любви, в тенденции к идее глубокой вражды полов, зависти и подражательности мужчине: «Вражда полов, зависть, конкуренция и подражание противны тайне соединения. Женская эмансипация, конечно, является симптомом кризиса рода, надлома в поле, и она лучше лицемерного принуждения в старой семье, но в ней нет нового человека и новой жизни, основы ее ветхи».

Таким образом, согласно Бердяеву, мы убеждаемся в том, что мистический смысл половой любви - это не уравнивание и уподобление мужчины и женщины, а поиск личности в слиянии и взаимном дополнении полярных начал мужественности и женственности. И хоть женщина полярно противоположна мужчине, она имеет свое индивидуальное призвание, свое высшее назначение. Но призвание это Бердяев видит, конечно же, не в рождении и вскармливании детей, а в утверждении метафизического начала женственности: «Назначение женщины - конкретно воплотить в мир Вечную Женственность, то есть одну из сторон божественной природы, и этим путем вести мир к любовной гармонии, к красоте и свободе. Дело это не меньше и не хуже всех мужских дел. Женщина должна быть произведением искусства, примером творчества Божьего, силой, вдохновляющей творчество мужественное. Быть Данте - это высокое призвание, но не менее высокое призвание быть Беатриче;<…> Без мистического влечения к женственности, без влюбленности в Вечную Женственность мужчина ничего не сотворил бы в истории мира, не было бы мировой культуры».

Огромное внимание к женским образам культуры, которое наблюдается у исследователей обоих полов, связано с выяснением (Деррида называет это «процессом различАния») отношений «мужское» - «женское», уяснением природы «женственного», чтобы разобраться в человеческом - в общих проблемах нашей современности.

Современный исследователь Олег Рябов в книге «Русская философия женственности» иначе рассматривает проблему идентичности женского начала. В главе о «Материнском начале русской жизни» одним из предметов анализа для Рябова стал своеобразный «миф о русской женщине», функционирующий в русской и западной историософии. Рябов приходит к мысли о том, что «представление о женском начале, как начале материнском, отражает одну из особенностей русской культуры». Женщина в России - символ национального спасения. Она сильна физически («коня на скаку остановит»), психологически, нравственно. С такими, можно сказать, мужскими качествами, женщина становится самостоятельной, «твердо стоящей на ногах». Такая женщина не нуждается в необходимости мужской поддержки и опоры. Исследователь подчеркивает: «Недаром в русской литературе женщина активнее, мужественнее». Рябов пишет о том, что такая сила позволяет женщине выступать в роли «ангела-хранителя» мужчины, проявлять о нем заботу. Поэтому в ее гуманном, сострадательном отношении к мужчине «преобладает материнское чувство». Символом русскости во многих исследованиях избрана пушкинская Татьяна. Этот образ смиренной русской женщины переносится и на всех остальных русских женщин. Чистота, непорочность, скромность, целомудрие, самопожертвование, нравственная стойкость, верность супружескому долгу - вот качества и достоинства русской женщины. Рябов делает следующий вывод: «Итак, русской женщине атрибутируются физическая и нравственная сила, забота, жалость, жертвенность, асексуальность. Несложно заметить, что все перечисленные качества относятся к материнскому архетипу. Русская женщина представлена в историософском нарративе прежде всего как женщина-мать». Исследователь пишет, что в историософии высказывается мнение о славянском происхождении амазонок, чем объясняет какое-то нравственное превосходства женского пола над мужским. Большое влияние на становление русской женщины оказали тургеневские образы. Так, русская женщина становится не только матерью, но и возлюбленной, и спутницей жизни, разделяющей все духовные интересы мужа. Рябов подчеркивает, что русская женщина ни в коем случае не является феминисткой. Однако на наш взгляд исследование Рябова посвящено не реальной русской женщине, а ее образу, представленному в историософских текстах, но тем не менее, согласимся, что подобный образ широко распространен в сознанииобщества.

В области культуры в России женская точка зрения о созданных классикой мифах мужественности и женственности отразилась не только в сборниках современной женской литературы: «Женская логика» - М., 1989 г., «Не помнящая зла» - М., 1990 г., «Чего хочет женщина» - М., 1993 г. и др., но и в прозе и поэзии русских писательниц и поэтесс: Людмилы Петрушевской, Валерии Нарбиковой, Людмилы Улицкой, Татьяны Толстой, Нины Садур, Нины Искренко, Олеси Николаевой, Веры Павловой др. В критической литературе, посвященной женскому литературному творчеству, понятие «женская» литература трактуется как тексты, в которых отразились особенности психологии и мировосприятия женщин-писательниц/ поэтесс. С этими особенностями связана и манера письма авторов-женщин. Поскольку основной сферой жизни их произведений является приватная женская жизнь с ее особенностями, предметом описания в текстах становятся: уникальность женских эмоций, трагичность женской судьбы. Особенностью женского языка является его незавершенность, его смысловая бесконечность. В женском восприятии мира преобладают категории не рационального мышления, а телесная коммуникация с миром, которая состоит из ощущений: цвета, запаха, вкуса. В женских текстах встречается обилие пространственных описаний, детализация, часто язык отмечен парадоксальностью и склонен нарушать общепринятый синтаксис. В творчестве писательниц и поэтесс женское зачастую выводится из женской анатомии и физиологии, что оказывает влияние и на психику женщины. (Эротизм, сексуальность - обычно прочитывается, как попытка избавится от одиночества). Особенностью женского мышления оказывается неопределенность, «размытость». Этому мышлению противопоставляется мужское мышление, которое часто шаржируется. В нашей работе, как указывалось выше, внимание будет уделено женским поэтическим текстам современных русских поэтесс Нины Искренко и Олеси Николаевой. О том, какой предстает женщина в их текстах, и какого взгляда поэтессы придерживаются относительно нее, посвящены две следующие главы нашего исследования.

Хостинг от uCoz